у ног султанши, и не удержалась от падения. Наконец, самое тяжелое испытание — ужин в спальне отеля, неловкое молчание и сомнения по поводу того, что должно произойти позже. Путешествия заканчиваются союзом любящих. Да, Нижинский получил наконец девушку (если это именно то, что он хотел), и Ромола осуществила свои честолюбивые мечты. Мог ли его сексуальный импульс выдержать все эти церемонии? А что касается ее, имели ли смысл ее домогательства? «Мы ели молча… Он только улыбался и внимательно обслуживал меня. Мы оба были так смущены, что не могли объясняться с помощью привычной пантомимы. И когда после ужина Нижинский, поцеловав мне руку, ушел, я почувствовала такое облегчение, что чуть не заплакала от благодарности». Давайте заглянем вперед и посмотрим, что произошло в дальнейшем с некоторыми из тех, кто принимал участие в путешествии на «Эйвоне», так как не всех из них мы встретим на последующих страницах книги. Во время войны 1914–1918 годов Гинцбург отправился с поручением на Кавказ и не вернулся, по-видимому, он был там убит восставшими казаками. Рене Батон стал дирижером оркестра Паделу, сделал карьеру второстепенного композитора и прожил до 1940 года. Больм оставался с Дягилевым до вторых гастролей в США, состоявшихся во время войны, затем остался в Америке, где работал хореографом и преподавателем, умер в Голливуде в 1951 году. Григорьев и Чернышева оставались с Дягилевым до его смерти, она стала одной из его ведущих танцовщиц. Манингсова превратилась в знаменитую Лидию Соколову. Федоров, возлюбленный Майкерской, оставался с Дягилевым до конца и средствами пантомимы исполнил роль отца в «Блудном сыне» Баланчина во время последнего дягилевского сезона в 1929 году, позже в Париже у него украли все сбережения, и он повесился. Хилда Бьюик вышла замуж за знаменитого персидского дипломата генерала Арфа, Ольга Хохлова — за Пикассо.

Все знают, что произошло с Мириам Рамберг, ставшей Мари Рамбер, но не каждый знает, какую роль сыграл Нижинский в ее судьбе. Вместо обычной способности рассуждать судьба наделила его таинственным и чудесным инстинктом. На борту «Эйвона», на пути к браку, нервному расстройству и безумию, он дал Рамберг совет: «Не оставайтесь в труппе Дягилева. Это не для вас. Ваша работа — где-то в другом месте». После южноамериканских гастролей она никогда больше не общалась с ним, но последовала его совету. Она оставила Дягилева и основала британский балет.

Глава 7

1913–1917

(Сентябрь 1913 — ноябрь 1917)

Буэнос-Айрес показался танцорам городом с узкими улицами и непримечательными зданиями. «Улицы были переполнены, — писал Григорьев, — но только мужчинами; женщин вообще было видно очень немного. Позднее мы обнаружили, что женщины в Буэнос-Айресе передвигались не пешком, а только в экипажах». Несмотря на предупреждения, что за границей прогуливающиеся пешком девушки могут быть похищены и проданы в рабство, балерины, к удивлению местных жителей, позволяли себе бродить по городу в поисках жилья. Рамберг, подыскивая квартиру, случайно наткнулась на некий бордель, который ей порекомендовал человек, плывший вместе с Русским балетом на «Эйвоне».

Первое представление труппы — «Павильон Армиды», «Шехеразада», «Призрак розы» и «Князь Игорь» — состоялось 11 сентября. Всего было дано 18 спектаклей, два из которых — в пользу абонентов оперных сезонов театра «Колон». Это было первой встречей города с балетным искусством, и первоначальный вежливый интерес светской публики вскоре перешел в восторг.

К ролям в «Князе Игоре», «Шехеразаде» и «Клеопатре» Ромолу подготовили Маэстро и Ковалевская, но ее первым официальным выступлением в составе труппы была мимическая партия Невесты Принца в «Лебедином озере». Ее волнение, вызванное дебютом, было развеяно Больмом, исполнявшим партию Принца и развлекавшим ее на сцене разговорами. Но когда эту роль исполнял Нижинский, он «больше не был моим мужем, он был самым настоящим Принцем». На сцене между ними не существовало никаких других взаимоотношений, кроме вытекающих из роли. Отделение искусства от повседневной жизни было настолько присуще ему, что существовало и за пределами сценического пространства, она это хорошо поняла, когда оказалась мягко выдворенной из его гримерной перед спектаклем. В такие моменты, когда Нижинский «входил в роль», Ромола ощущала «некую неописуемую дистанцию» между мужем и собой.

Однако в отеле Нижинский был веселым и шаловливым; он посылал ей каждое утро розы, доставляемые вечно хмурым Василием. Сближение их шло медленно, но благодаря кропотливой опеке Гинцбурга Нижинский становился все откровеннее и со временем рассказал жене и о характере его прежних взаимоотношений с Дягилевым, и об истории своего брата Станислава: «Он душевнобольной. Ты должна это знать». Он отослал Дягилеву письмо с сообщением о своей женитьбе, в котором подчеркивал как неизменную дружбу, так и преданность Русскому балету. Дягилев так чуток, наивно полагал Нижинский, что даст им свое благословение. Ромола не была в этом так уверена, но она не могла себе представить, как Русский балет сможет существовать без Вацлава.

Дягилев получил это известие в Венеции. В то утро Мися Серт была приглашена в его гостиничный номер, чтобы проиграть ему только что полученную партитуру. Она застала его в ночной рубашке и домашних туфлях. «Неуклюже прыгая по комнате, охваченный восторгом, он схватил мой зонт и открыл его. Я сразу прекратила играть и велела закрыть его, так как открытый в помещении зонт приносит несчастье, а Дягилев был безумно суеверен. Едва я успела произнести свое предупреждение, как кто-то постучал в дверь. Телеграмма… Дягилев смертельно побледнел…»

В истерике он вызвал Серта, Бакста и других. «Когда „военный совет“ собрался, ужасное событие было обсуждено с величайшим спокойствием. Каким было настроение Нижинского, когда он уехал? Казался ли он озабоченным? Нисколько. Грустным? Разумеется, нет». Дягилев решил немедленно телеграфировать и запретить обручение. «Увы! Многочисленные подтверждения продолжали прибывать: венчание состоялось, это было непоправимо. Мы немедленно отвезли Дягилева, упивающегося печалью и гневом, в Неаполь, где он пустился в неистовый разгул. Он был безутешен»*[334]. Кроме разочарования, постигшего его как любовника, и крушения надежд, возлагаемых на труппу и будущее Нижинского в качестве балетмейстера, это событие явилось для великого Дягилева еще и сокрушительным ударом, исподволь нанесенным 23-летней девчонкой.

Сообщения о женитьбе Нижинского начали появляться в прессе. Одна из французских газет поместила сардонический заголовок «Un manage bien… parisien». «Le danseur marie»[335] — восклицала другая, делая поспешное заключение о том, что бывшая ученица Нижинского Ромола Пульски отныне стала его звездой. Бенуа писал из Петербурга Стравинскому в Швейцарию.

Бенуа из Петербурга Стравинскому в Швейцарию, (?) сентября 1913 года:

«…Сергей находится черт знает где. После нашего обсуждения балета на музыку