Даже предложение Руше, нового директора Парижской оперы, стать главным балетмейстером и первым танцором за 100 000 золотых франков в год, было отвергнуто по причине ограниченности репертуара Оперы. Ромола знала, что больше всего Вацлав хотел создавать абстрактные балеты, подобные «Весне священной», в чем его поддерживал Дягилев. Но он должен был признаться себе в том, что если он организует труппу, то будет обязан заниматься административной работой, обучением, репетициями и наймом танцоров, а кроме того, танцевать и ставить балеты.

Нижинские уехали в Вену, чтобы избавиться от настойчивого вмешательства матери и отчима Ромолы в их жизнь, и там докучливость одного импресарио увенчалась успехом. Владелец лондонского театра «Палас» Альфред Бат предложил Вацлаву контракт на восемь недель весной 1914 года, согласно которому он мог набрать собственную труппу и составить программу. Ромола пишет: «Вацлав думал, что это место — не мюзик-холл, а одно из самых солидных заведений в Лондоне, вроде „Ковент-Гарден“ или „Друри-Лейн“, и поэтому подписал соглашение». Она преувеличивает: Нижинский не мог не знать, что «Палас» — это мюзик-холл (так и было напечатано на обложке программ), а Павлова выступала здесь в течение ряда лет. Возможно, Нижинский полагал, что «Палас» — лучший из мюзик-холлов, и преодолел свои сомнения, когда его труппе было предложено 1000 франков в неделю.

Броня и ее муж Кочетовский, оставившие труппу Дягилева, приехали из России в Париж встретиться с Вацлавом и обсудить дальнейшие планы. Нижинский намеревался организовать труппу из тридцати двух человек и поставить новые балеты в дополнение к существующим, из которых просили показать «Призрак розы», «Спящую красавицу» (па-де-де Голубой птицы) и «Сильфиды».

Для воплощения своих планов Нижинскому были необходимы новые декорации и костюмы. Первым, к кому он обратился, был Бакст, но тот, опасаясь Дягилева, был не в состоянии или просто не расположен сотрудничать*[337]. Однако Борис Анисфельд, художник-декоратор и дизайнер «Садко», принял предложение Нижинского, как и мадам Мюель, которая делала костюмы для Русского балета. Равель также принял участие в работе: он помогал в выборе музыки и сделал новую оркестровку немного по-другому подобранных пьес Шопена, составивших музыку для новых «Сильфид». Набор танцоров для труппы был поручен Броне и ее мужу, которые для этого вернулись в Россию. Из балерин, проходивших пробы у Нижинского в Вене и Париже, никто не подошел, но Броня вернулась с тщательно подобранной труппой, состоявшей из сочувствующих Нижинскому выпускников Императорского училища. Их приняли на один год. Особенностью труппы было наличие в ней только двух танцоров — Нижинского и его зятя Александра Кочетовского. Бронислава Нижинская стала примой-балериной, а солистками Брони — работавшая с Дягилевым Иванова, Даринская, Яковлева, Красницкая, Ларионова, Поелцич, Птиценко и Тарасова.

В феврале труппа Дягилева собралась в Праге, где многие танцоры впервые услышали об отставке Нижинского и возвращении Фокина. Во время гастролей по Германии, которые прошли через Штутгарт, Кельн, Гамбург, Лейпциг, Ганновер, Бреслау, Берлин и закончились в Швейцарии в Цюрихе, Мясин репетировал с Фокиным «Легенду», а также занимался с Чекетти. Фокин упростил для Мясина партию Иосифа. Будущий ведущий танцор и балетмейстр дебютировал в роли сторожа в «Петрушке». Фокин исполнял некоторые партии Нижинского, но труппа все еще испытывала недостаток в ведущих танцорах-мужчинах. Дягилев восполнил его во время последнего пребывания в России, пригласив двух знаменитых танцоров: премьера Мариинского театра Петра Владимирова, заменявшего Нижинского в двух представлениях «Сильфид» в 1912 году в Лондоне, и мима Алексея Булгакова, чье знакомство с труппой состоялось еще в 1909 году. Ему предназначалась роль царя Дадона в «Золотом петушке». Оперная певица Мария Кузнецова была приглашена исполнить в стиле Иды Рубинштейн роль жены Потифара в «Легенде об Иосифе». В Париже Нижинский с сестрой начали репетиции к лондонскому сезону. Ромола чувствовала, что золовка ее не любит: «Казалось, она возмущается всем случившимся и возлагает вину за это на меня. Я была чужой и в Русском балете, и в их семье». Приезд Нижинских в Лондон в феврале был широко разрекламирован. Леди Оттолин Моррелл с охапкой цветов приветствовала их в «Савое», а леди Рипон, поздравив их, сказала Ромоле, что «всегда хотела, чтобы Вацлав женился, и в прошлом пыталась познакомить его с подходящими молодыми леди». Глэдис Рипон писала Мисе Серт: «Женитьба Нижинского расположила к нему всех», а Мися заметила, что в обществе, чьи воспоминания о падении Уайльда были все еще свежи, это событие произвело «волну поистине пуританского одобрения».

Оставалось две недели для завершения подготовительного периода, а билеты были уже полностью распроданы. Но начались неприятности, доставленные Дягилевым. Хотя Дягилев возмущался сочувствием Брони к Вацлаву и испытывал отвращение к ее физическому сходству с братом, он хорошо знал, что она ценная артистка. Он отговорил Фокина от требования исключить Брониславу из труппы, а теперь подал судебный иск, дабы запретить ей выступать с Нижинским на том основании, что ее отставка из труппы Дягилева не была принята. После множества разбирательств Дягилев проиграл дело. Однажды Броне досталось от Вацлава, когда она почувствовала себя плохо во время одной из репетиций, а Кочетовский в ответ оскорбил его. Была неприятность и с администрацией. Нижинского попросили зайти в контору Альфреда Бата: но он думал — или Ромола сказала ему — что Бат собирался прийти к нему сам. Это недоразумение с Батом стало первым из многих. Во время одного скандала Вацлав разбил стол.

Для Нижинского, всегда до крайности нервного, работа в атмосфере мюзик-холла была унизительной. Первое выступление состоялось 2 марта, и Ромола «ослепла от слез, видя, как Вацлав танцует свою изысканную программу после номера клоуна и перед выходом популярной певицы». Программа состояла из «Сильфид» с обновленной хореографией на оркестрованные Равелем некоторые новые и старые номера Шопена и весьма подходящим декором из экзотических растений работы Анисфельда; «Сиамского танца» Синдинга — соло, впервые исполненное Нижинским в «Ориенталиях», теперь танцевал Кочетовский; и «Призрака розы». Сирил Бомонт присутствовал в зале и записал композицию новых «Сильфид». «Сначала увертюра, представленная Этюдом, затем Ноктюрн (Нижинская, Нижинский и кордебалет), Мазурка (Нижинский), Этюд (мадемуазель Бони), Мазурка (Нижинская), Этюд (мадемуазель Иванова), Мазурка (Нижинская, Нижинский) и Ноктюрн (Нижинская, Нижинский и кордебалет)».

Бомонт «с тревогой ждал поднятия занавеса, а когда сцена открылась и балет начался, я не мог примириться ни с новыми декорациями, ни с другой музыкой, ни с измененной хореографией. И когда танцевал сам Нижинский, я, должен признаться, ощутил острую боль разочарования. Он все еще демонстрировал редкую элевацию и чувство линии и стиля… но он больше не танцевал как бог. Некий таинственный аромат, ранее окружавший его танец в „Сильфидах“,