Полноценный обмен развединформацией между Англией и США установился лишь в 1943 г. Соединенные Штаты еще до войны взломали коды японской дипломатической переписки, но им так и не удалось достичь того уровня интеграции данных по всем службам, какого достигли англичане. Отчасти американцам помешало традиционное соперничество армии и флота. Американская армия вела собственные криптоаналитические работы в Арлингтон-холле (штат Виргиния), где постепенно скопилось 7000 сотрудников. Специалистов американского флота, размещенных в мрачном подземном бункере Четырнадцатого округа в Пёрл-Харборе, возглавлял коммандер Джозеф Рошфор, блестящий знаток японского языка, криптоаналитик, одаренный великолепной интуицией, – его догадки сыграли немалую роль в победе при Мидуэе. Сотрудникам Рошфора вскоре после начала войны удалось разгадать несколько сообщений, закодированных шифром японского флота JN-25, а в 1942 г. произошло несколько существенных прорывов в анализе разведданных, которые можно считать основным достижением Ultra в Тихоокеанском регионе. Но затем на протяжении нескольких месяцев новый вариант JN-25 ускользал от понимания Рошфора и его команды, в результате морская разведка вынуждена была полностью полагаться на береговых наблюдателей и анализ трафика. В 1943 г. американцы вновь взломали японский операционный код и обеспечили до конца войны непрерывный поток данных.

В разгадке японских армейских кодов в 1943 г. на равных приняли участие Блетчли-парк и Арлингтон-холл. В первую очередь поддались сообщения военных атташе. В 1944 г. были захвачены японские шифровальные книги, и весь массив военных переговоров врага сделался доступен для союзников. Если в январе того года в Арлингтон-холле сумели прочесть менее 2000 сообщений противника, то в марте число расшифрованных сообщений перевалило за 36 000, и новые разведданные, безусловно, отразились в стратегии Макартура на Новой Гвинее. Перехват японских переговоров временно застопорился на рубеже 1944–1945 гг. во время Филиппинской кампании, так как основные армейские коды изменились и криптоаналитики вновь растерялись. В целом можно сказать, что в Тихоокеанском регионе разведданными Ultra пользовался больше флот США, чем командующие сухопутными операциями. Сама по себе расшифровка кодов не облегчала задачу соединений, вынужденных атаковать сильно укрепленные позиции противника. Но совокупный вклад американских и британских криптоаналитиков в победу оказался больше, чем сравнимого по численности боевого подразделения в любую войну. Работа криптоаналитиков служит наилучшим примером того, как западные страны сумели творчески подключить наиболее одаренных граждан к общему делу войны и с максимальной пользой применить их таланты.

Осенью 1942 г. Черчилль со страстным нетерпением ожидал момента, когда британская армия перейдет в атаку, ведь как только осуществится задуманная операция Torch, все дальнейшие успехи и славу англичанам придется делить с американцами. На Александера и Монтгомери сильно давили из Лондона, однако хитрый командующий – тоже лис – упорно придерживался собственного графика. Холодный, резкий, профессиональный солдат, Монти твердо намеревался придать этой операции порядок и дисциплину, которых до сих пор действиям британских войск явно недоставало. Его нередко называют (и не совсем несправедливо) хорошим военачальником в духе Первой мировой войны: комфортнее всего он чувствовал себя, ограничиваясь конкретными четкими операциями. И он сумел овладеть положением за три месяца: с августа по октябрь 1942 г. он поразительным образом вдохнул в измочаленные пустыней войска новую уверенность. К тому же англичане получили подкрепление, и теперь перевес сил был на их стороне: 195 000 человек в составе Восьмой армии противостояли 104 000 немцев и итальянцев; против 489 танков англичане выставили 1029, у них было 750 самолетов, а у противника 675, наконец, англичане располагали гораздо большим количеством артиллерийских орудий.

Кит Дуглас, пробиравшийся через тылы Восьмой армии по пути в свой полк бронемашин, с восхищением наблюдал за тем, как люди и машины собираются в песках пустыни, готовясь к бою: «Грузовики, словно корабли, раздвигают носами гребни песка, поднимаясь и опускаясь вместе с ними. Облака пыли полностью скрывают из виду колеса, бесконечный поток машин раздробил песок в тончайшую пыль, субстанцию почти жидкую и липкую на ощупь, люди проваливаются в нее по колено. Лица покрыты белой маской из пыли, если не надеть очки, то внутри этой маски будут по-клоунски сверкать глаза».

По другую сторону горного хребта примерно в таком же ландшафте расположилась армия Роммеля, однако там настроение было гораздо сумрачнее. Основной контингент составляли не немцы, а итальянцы, и Витторио Валличелла убедительно передает охватившее его соотечественников отчаяние: «Мы торчим на бесплодной равнине Эль-Аламейна, усталые, голодные, без воды, грязные, нас заедают вши. Наш великий вождь [Муссолини] находится в 660 км от фронта и ярится, потому что мы не сумели отворить перед ним ворота Александрии…10 16 месяцев мы ведем такую жизнь, обходимся фляжкой воды (и то, если повезет), отданы на съедение блохам и вшам. Остается лишь надеяться, что упадет бомба и положит конец страданиям»11. Он упоминает самоубийство товарища – семнадцатое в его подразделении начиная с марта 1941 г. Английские ВВС бомбили без передышки. В один из таких налетов товарищи Валличеллы, не подумав, спрятались под грузовиком, и угодивший в машину снаряд прикончил их всех. Мечтавший о бомбе, которая положила бы конец его страданиям, Валличелла был всего лишь оглушен, несколько часов отсыпался в немецком полевом госпитале, а затем его снова отправили на передовую.

Система снабжения итальянской армии рухнула, итальянцы теперь полностью зависели от щедрости немцев. Африканский корпус выражал неудовольствие попрошайничеством «итальяшек», и пришлось Валличелле и его друзьям учиться искусству arrangiarsi, что в приблизительном переводе означает «выкручивайся, как знаешь»12. «Что с нами будет? – размышлял этот солдат. – Как можно сражаться вдалеке от баз, не имея никакой защиты от бомбежек? Не проходит и недели, чтобы колонну снабжения не обстреляли из пулеметов и не уничтожили вконец. Недостает воды, еды, оружия; боевой дух на нуле»13. Многие итальянцы питались только консервами. Через неделю такой жизни Валличелла писал: «Терпение лопается. Поставки и всегда были негодные, теперь их просто нет»14. Вместе с товарищами он рыскал по полю боя, мародерствовал, добывал еду и воду, сливал остатки топлива из бензобаков подбитых машин. Потери в его полку были чудовищные: «Наши молодые люди, при поддержке всего лишь минометов и нескольких пулеметов, вписали свою страницу в историю. Сотни юношей погибли за власть, которая не в состоянии хотя бы обеспечить их оружием для боя».

Тем временем на английской стороне, когда уже завязались бои за Эль-Аламейн, лейтенант Норман Крэг раздумывал о призвании молодого офицера: «Перед атакой страх охватывает всех. Расхожее мнение, будто существует два типа солдат – чувствительные, которые жестоко страдают, и лишенные воображения, которые преспокойно идут в бой, – обманчиво. Всем одинаково страшно, ведь особого воображения не требуется для того, чтобы предвидеть вероятность собственной гибели или увечья. Разве что кому-то лучше удается прятать свой страх. Офицеры не имеют права выражать свои чувства столь же открыто, как рядовые, им приходится притворяться. В большом сражении младший офицер никак не может управлять судьбой своего подразделения – все в руках богов. Роль офицера сугубо театральная, он обязан изображать бодрость и оптимизм, дабы сохранить иллюзию нормальности, будто бы ничего странного нет в тех ужасных делах, которые приходится совершать в бою. Только таким образом он может смягчить напряжение, заглушить панику и убедить своих солдат, что в конечном счете все обойдется. Про себя я дивился, как это они всем скопом не обратятся в бегство. Люди ворчали, смотрели угрюмо, но более ничего. Сержанты, видимо, говорили себе: “Раз офицер держится, придется и нам держаться, черт побери”. Рядовые смотрели на сержантов и говорили себе: “Пойдем, куда поведут нас проклятущие сержанты”. Тем и держится армия»15.