Окинлек без особых усилий мог сорвать планы командующих оси: для этого достаточно было удерживать свои позиции. В ноябре предстояла высадка американских и британских сил на другом конце Северной Африки – операция Torch, – а потому Восьмой армии не имело смысла идти на риск. Стоило союзникам закрепиться в Марокко, Алжире и Тунисе, и Роммель уже не смог бы зацепиться в Африке. Но с приближением осени появились сомнения, будет ли операция Torch успешной. Особенно тревожился по этому поводу Вашингтон. Для британцев это опять же был вопрос национального престижа. С 1939 г. армии Черчилля терпели поражение за поражением, зачастую унизительные, от меньших по численности сил противника. Страна теряла уверенность в себе. Народ все острее чувствовал контраст между героической борьбой русских и собственными жалкими результатами на поле боя. Англии срочно требовалась победа, а в тот момент одержать верх над противником британцы могли только в пустыне. В общем ходе войны судьба Африканского корпуса не играла особой роли, но для боевого духа народа ее значение казалось первостепенным, и так понимал ситуацию премьер-министр.

1 июля, когда немцы вновь пошли в атаку, их нападение было отражено, и эта битва получила затем название Первой битвы при Эль-Аламейне. В последующих столкновениях ни одной стороне не удавалось добиться перевеса. Но важнее было другое: Роммель не сумел прорваться. Впрочем, учитывая соотношение сил, а также тот факт, что западные союзники заранее в подробностях представляли себе план действия противника, позволить ему прорваться было бы в самом деле постыдно. В первые дни августа Черчилль приехал в Каир вместе с Аланом Бруком, чтобы воочию оценить ситуацию. Он уволил Окинлека и вместо него поставил во главе Восьмой армии рекомендованного Бруком генерал-лейтенанта Бернарда Монтгомери, а на должность главнокомандующего войсками на Ближнем Востоке назначил сэра Гарольда Александера. Месяц спустя, 30 августа, Роммель атаковал у Алам Халфа. Монтгомери, заранее предупрежденный разведкой о намерениях Роммеля, отразил нападение. Затем он начал готовить британские войска к контратаке. Он мог рассчитывать на два существенных фактора: вот-вот должны были прибыть крупные танковые подкрепления из США, а воздушные силы союзников и без того господствовали над пустыней.

Заметно возрос и объем добываемой Ultra информацией, разведданные начали играть ключевую роль на всех театрах войны. Расшифровки радиопереговоров и прежде казались бесценными, особенно для войны на море, но не удавалось наладить бесперебойный их поток. Теперь же, с середины 1942 г. и далее лишь с небольшими перерывами, союзники перехватывали практически всю информацию противника: разгадав немецкие и японские коды, разведчики внесли огромный вклад в победу. И помимо великих заслуг английских и американских дешифровщиков сыграло роль и небольшое чудо: державы оси так всерьез и не заподозрили, что их самые секретные переговоры становятся известны врагу. Правда, не все важные разговоры удавалось подслушать: телефонные линии оси – средство связи, которым всегда предпочитали воспользоваться, если имелась такая возможность, – оставались неприкосновенными. Уровень анализа, а в особенности использования добытой информации, тоже в немалой степени зависел от прихоти командиров на местах и шефов разведки. Приведем пример из более позднего времени: в декабре 1944 г. Ultra зафиксировала скопление немецких танков в Арденнах, но руководители разведок и штабов не сделали из этого вывод о готовящемся контрнаступлении. Знать карты противника еще недостаточно для того, чтобы их побить. Разведданные не гарантируют успешного исхода при столкновении сухопутных армий или флотов, но данные Ultra о действиях противной стороны подробностью и точностью превосходили все разведданные в истории. Главный вклад в раскрытие кодов внесли три польских математика во главе с Марианом Режевски, который с 1932 по 1939 г. провел важнейший предварительный анализ: приобретя коммерческий вариант немецкой шифровальной машины Enigma, он разобрался в принципах ее работы. Полякам помогли французы, передавшие им в 1931 г. список кодов вермахта, полученных из немецкого источника. Хотя с 1943 по 1945 г. Режевски служил в польских частях в Англии, ему так и не поведали о богатых плодах, которые принесли его изыскания. В 1939 г. поляки передали англичанам и французам реконструкцию устройства Enigma, и уже со следующего года Британская школа кодов и шифров (British Code and Cypher School) в Блетчли-парке сумела разобрать некоторые немецкие и итальянские сообщения. Затем база данных специалистов в Блетчли-парке пополнилась благодаря захваченным в морском сражении Enigma и спискам кодов на месяц.

Словом Ultra союзники обозначали широкий набор расшифрованных кодов оси, которых к 1945 г. насчитывалось более 200. Некоторые шифры поддавались с трудом; в первую очередь удалось разгадать коды люфтваффе – уже к маю 1940 г., – затем армейские и флотские. В 1941 г. в Блетчли-парке расшифровывали значительный объем внутренних переговоров вермахта, и содержание этих переговоров передавалось командующим союзными войсками на места с отсрочкой не более шести часов. Но даже эта задержка была чересчур велика: разведданные не успевали учитывать при тактических маневрах во время сухопутных сражений. Стало ясно, что наиболее эффективно результаты расшифровок могут быть использованы в стратегических решениях, что и было сделано летом 1942 г. в ходе сражений при Эль-Аламейне.

Были налажены каналы передачи разведданных: на местах разворачивались подразделения спецсвязи, которые передавали информацию командирам, причем в задачи подразделений спецсвязи входила также обязанность соблюдать секретность и следить за тем, чтобы поспешные действия союзников не побудили немцев заподозрить, какими именно данными те располагают. Например, если дешифровщики устанавливали местоположение вражеских кораблей, по возможности перед нападением в то место посылался разведывательный самолет, чтобы замаскировать роль Ultra. С 1942 г. и далее Блетчли-парк превращался в крупное «производство» с 6000 служащих, живших в военном городке и круглосуточно посменно обрабатывавших информацию. Средоточием всей их деятельности был Colossus – электронная машина, во много раз ускорявшая просчет различных числовых комбинаций. Во главе команд дешифровщиков стояло несколько сотен блестящих ученых; почти все они были математиками и владели немецким языком. Наибольшим влиянием пользовались Алан Тьюринг, которого порой именуют отцом компьютерной эры, и Гордон Уэлчман. Им обоим было чуть за тридцать. В Блетчли-парке работали в основном молодые люди, которых порой соотечественники, не знавшие, разумеется, об их абсолютно засекреченной работе, попрекали неучастием в боевых действиях. Один из них получил даже письмо от директора своей школы, возмущенного бесчестьем, которое навлек на старинное учебное заведение такой «непатриотичный» выпускник.

Разумеется, представление о замыслах противника, которое удавалось получить благодаря Ultra, никогда не было стопроцентно полным и точным, однако его надежность многократно превышала пользу от любых сообщений разведчиков на местах – от «человеческой информации». Так, высадка в День «Д» планировалась союзниками в полной уверенности, что противник не подозревает ни об их намерениях, ни в особенности об урочном часе. Черчилль делился с Москвой кое-какой информацией Ultra, имевшей отношение к операциям на Восточном фронте. Официально о деятельности Блетчли-парка Сталина никогда не уведомляли, но Москва получала сведения от своих английских шпионов, которые постоянно передавали расшифровки своим кураторам из НКВД.