Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На самом деле да.
– Да?! – Серена развернулась ко мне, яростно сверкая глазами. – Тогда пошло оно к черту, это ваше благородство! Чтоб ему пусто было, вашему тупому благородству! Мне не важно, каковы были его мотивы! Он солгал мне и разрушил и свою жизнь, и мою!
– Значит, это тот самый «обман», о котором ты писала в письме? Я думал, это о чем-то другом.
Серена нахмурилась, не понимая моего вопроса:
– А-а, ты имеешь в виду, пообещать любовь, чтобы затащить меня в постель?
– Да.
– У него получилось наоборот. Он изобразил безразличие. В этом и состояла ложь.
– Почему ты не ушла от Эндрю? Когда узнала правду?
– Это была моя слабость, – печально ответила она, ее гнев потихоньку улегся. – Та слабость, о которой я писала. – Серена вернулась к своему стулу и села. – Дэмиан предлагал мне. Он сказал, если я действительно люблю его, это единственное, что мы можем сделать. Умолял меня. Но время было иное. Знаешь, как говорят: «Прошлое – чужая страна, там все по-другому»[76]. У меня был ребенок. Я была занята семьей. Скандал вышел бы огромный, даже в семидесятом году, и хотя мои родители были отчасти виноваты…
– Отчасти?
– Хорошо, – кивнула Серена. – Они были виноваты, но считали, что поступают в моих интересах. – Она увидела мое лицо. – Ладно, они считали, будто их интересы – это и мои интересы. А я устала, что меня дергают в разные стороны, но… – Она издала нечто похожее на стон, и я физически чувствовал дыхание, вырвавшееся из ее груди. – Конечно, если бы все это произошло сегодня, я бы уехала с ним. Надо было уехать. Но у меня сдали нервы. Дэмиан был лишь одной причиной, что наши жизни не сложились. Второй причиной была я.
– А что произошло позже в тот вечер?
От этого воспоминания она почти улыбнулась.
– Мы вернулись в дом, который снимали не очень далеко, и, конечно, все были совершенно разбиты. Все стали снимать напряжение обильной выпивкой, даже леди Б., потом разбрелись по ванным чиститься от рыбы, и я тоже. После этого просто рухнули. Но когда Эндрю ложился спать, я сказала, что не устала и хочу еще посидеть. Подождала, пока он наверняка заснет, и пешком пошла обратно.
– Пешком?
– Сейчас бы так никто не поступил, да? Или поступил бы, если бы был молод, влюблен и страдал. Наверное, есть такое, что никогда не меняется. В какой комнате живет Дэмиан, я знала, мы все видели, как он туда бросился. Не знаю, как бы я дальше поступила, если бы дверь оказалась заперта. В наше время точно была бы заперта, как считаешь?
– Разбудила бы его.
– Да. Наверное. Но она была не заперта, я проскользнула внутрь, залезла к нему в постель и в кромешной темноте занялась с ним любовью. Зная, что это в последний раз. Он потом немного проснулся, но все равно не до конца. Мне было все равно. Я прощалась с жизнью, которая могла бы у меня быть. Это была моя ночь.
– Но почему в последний раз? Даже если ты была не готова на развод, можно было бы продолжать встречаться.
– Нет, – покачала головой Серена. – Я не могла бы стать его любовницей. Изобретать обеды со школьными подругами и объясняться, что опоздала на поезд… Это было не для нас. Не для тех, кем мы были. Мы должны были объединиться в союз, который бы «шагнул над тесным миром»[77] и разметал всех, кто стоял у нас на пути. Встречаться в потайных местах, бросать трубку, если к телефону подошел благоверный, – это все было не для нас. Как только я решила, что не уйду от Эндрю, все было кончено.
– Надеюсь, Эндрю хотя бы подозревает, чем он тебе обязан.
– Нет, но если бы подозревал, это стало бы для него катастрофой, так что пострадал бы в итоге он сам. В общем, в ту ночь я встала, оделась и больше Дэмиана никогда не видела. Конец.
– Откуда ты знала, что Пенистон – его сын? Подозреваю, Эндрю все же иногда к тебе наведывался.
– Неудачный оборот, я бы сказала, – ответила Серена, а потом с нежностью улыбнулась при мысли о своем сыне, зачатом в любви. – Знаю, потому что, когда Пенистон родился, он был очень похож на Дэмиана. Но к двум годикам все ушло. Кажется, была какая-то теория, что новорожденные походят на отцов, чтобы обеспечить себе безопасность и пропитание? Его нос, его глаза… Я благодарила Бога, что никто не заметил, хотя видела, как в самом начале мама бросала на него странные взгляды. Но сама я всегда это знала.
– Зачем ты написала письмо? Почему просто не поехала увидеться с ним?
– Не знаю. Мне было себя жалко. Эндрю становился утомительнее, чем обычно, и я одна поехала в Лондон докупить последние подарки на Рождество и там напилась. Не знаю, зачем я это все написала. Если бы оно отлежалось до утра, я бы не стала его отправлять, но кто-то забрал со стола в холле все письма, пока я спала.
– Именно так Дэмиан и подумал! – рассмеялся я.
– И что теперь дальше? – серьезно спросила Серена.
– Расскажу Дэмиану. Он изменит завещание. Твой сын очень, очень богат. Дом Белтонов возвысится.
– Когда-нибудь.
– Уверяю тебя, Пенистону не придется ждать долго. – Я припомнил одну проблему, которую нам необходимо было решить. – Наверное, надо будет провести какой-нибудь тест на ДНК. Не возражаешь?
Не говоря ни слова, Серена подошла к столу, открыла ящик и, достав оттуда конверт, протянула мне. На конверте было написано: «Волосы Пенистона. 3 года».
– Это подойдет? – спросила она. – Или нужно поновее?
– Наверняка годится.
– Только все не используйте… – Что-то еще занимало ее мысли. – Пенистон должен узнать? Это входит в условия?
– Ты не хочешь, чтобы он узнал?
Она оглядела комнату. Над камином висел портрет викторианской женщины из предков Эндрю, с каштановыми кудрями и пышной грудью: «Третья графиня Белтон» Франца Ксавера Винтерхальтера[78]. Серена вздохнула:
– Если он узнает, ему придется выбирать: жить двойной жизнью или испортить жизнь своему отцу, отрезав себя от истории Белтонов и чувствуя себя идиотом перед всеми, с кем он вырос.
– Богатым идиотом.
– Богатым идиотом. Но идиотом. Нет, – вздохнула она, – не хочу, чтобы он знал. Пусть считает, что Дэмиан просто был замечательным человеком. С удовольствием расскажу Пенистону, что мы были влюблены. Так скажу, и достаточно.
– Я передам Дэмиану.
– Мне бы хотелось самой ему сказать, – попросила Серена. – Можно? Он разрешит?