Дэмиан посмотрел сперва на Дагмар, потом на всех остальных:

– Что? Ты считаешь, он мой друг? Ты считаешь, он твой друг? Как же! – Он покачал головой, продолжая расхаживать вдоль стола, как пантера, и не выпуская оружия из руки. Я заметил, что в тени кухни прячутся две служанки, но к столу не идут. Они видели, каково пришлось леди Белтон, и не имели ни малейшего желания оказаться под огнем следующими. – Да он вас презирает. Думаете, он считает вас остроумными? – Дэмиан адресовал этот вопрос лорду Клермонту. – Элегантными? – Он ждал ответа от леди Клермонт, но не дождался. – Или хоть сколько-нибудь интересными? – Это было обращено ко всему столу. – Он думает, что вы глупы и скучны, но обожает ваш образ жизни. Любит ваши дома. Ваши титулы. Жалкое ощущение собственной важности, которое он получает, зная, что люди знают, что он вас знает. – Дэмиан с равной силой подчеркнул все эти «знают», так что это прозвучало как песня, а не как обычная фраза. – Ему нравится за вами таскаться и целовать вас в зад, а дома этим похваляться. Но не думайте, что он вас любит.

Во время всего этого монолога Серена сидела совершенно неподвижно, опустив голову, и теперь я заметил, что она плачет. Из ее глаз бежали две ровные струйки слез, оставляя на своем пути вниз темные следы туши.

– А ты думаешь, он в тебя влюблен, верно? – Теперь Дэмиан стоял рядом с Сереной, и она смогла поднять на него взгляд, но не ответила. – Твой обожатель, который таскается за тобой, а ты смеешься над ним… – На это ей захотелось возразить, но он заставил ее замолчать, подняв ладонь. – Смеешься над ним и смеялась над ним со мной вместе, но терпишь его, потому что он тебя любит, а тебе это кажется таким милым. – (Серена смотрела теперь на меня. Думаю, она качала головой, чтобы откреститься от всего, что он говорит, но я в это время был в каком-то другом, глухом и пустынном месте, пронизанном одиночеством, и пытался там спрятаться, но никак не мог.) – Не тебя он любит. Он любит то, что ты собой представляешь, любит то, чем он может похвастаться: твое имя, твои деньги. – Дэмиан перевел дух, чтобы набрать сил для финального удара. – Вам бы послушать, что он о вас говорит, обо всех вас, когда нас с ним никто не слышит. Он просто мелкий подхалим, услужливый лизоблюд, который стелется вокруг вас, как педераст, чтобы только всеми правдами и неправдами протиснуться в вашу жизнь.

Лорд Клермонт высказался от имени всех, громко и с отвращением произнеся:

– Боже мой!

Если Дэмиан хотел покрепче измазать меня грязью, то грязь он выбрал самую верную и несмываемую. Но он еще не разделался с Сереной.

– Идиотка! Дурочка! – Он произнес это с таким концентрированным презрением, что присутствующие содрогнулись. – Ты могла отсюда сбежать. Могла бы прожить нормальную жизнь. А вместо этого ты предпочла провести свои дни с этим… олухом! – Проходя мимо Эндрю, Дэмиан ухватил его за плечо. – С этим ничтожеством! С этим пустым местом! И ради чего? Чтобы жить в большом доме и чтобы люди, которые тебе не нравятся, выказывали тебе всяческое почтение и пресмыкались перед тобой. – Дагмар уже рыдала в голос, и Дэмиан, дойдя до нее, остановился. Удивительно, но заговорил он довольно тепло: – Ты неплохой человечек. Ты заслуживаешь большего, чем все то, что тебя ждет. – Говоря, он двигался дальше и теперь стоял ближе к Джоанне, которая смотрела на него с потрясением кролика, встретившегося с горностаем. – Ты тоже могла бы спастись отсюда, если бы не твоя хитрая мамаша-сучка. Не сдавайся, у тебя получится!

Абсурдности происходящему придавало то, что все были здесь же. Все объекты его нападок сидели перед ним. Миссис Лэнгли взвизгнула, но муж взял ее за руку, призывая молчать.

Пыл Дэмиана угасал, и это было заметно, потому что Ричард Тремейн поднялся со стула и даже Эндрю, казалось, готов что-то делать. Хватка, которой Дэмиан держал аудиторию, ослабевала.

– Всех вас ненавижу! – выкрикнул он. – Терпеть не могу ваши лживые ценности! Желаю вам зла во всем, что вы делаете. Но даже сейчас мне вас жалко. – Почувствовав, что его речь заканчивается, все едва заметно расслабились. Может быть, Дэмиан это заметил, а может, так и планировал, но главное, он еще не закончил. – Теперь я ухожу, но хочу вам оставить по себе воспоминание, – ухмыльнулся он.

– По-моему, ты уже оставил, – снова приняла на себя огонь Кандида.

– Нет. Надо что-то более красочное, – проговорил он, резким, неожиданным движением отбросил нож и, схватив ближайшую супницу с рыбным рагу, опрокинул ее на стол.

Дымящаяся масса из вареных обитателей моря обрызгала леди Клермонт, Люси, Кирана и Ричарда Тремейна. В общем смятении слышались крики гнева и боли, когда обжигающая жидкость попала на них, но от шока все застыли на месте. Никто еще не успел пошевелиться, как Дэмиан подхватил среднюю супницу. Рраз! Рагу шваркнулось на стол, теперь угодив в Кандиду, лорда Клермонта, Дагмар, Джорджа и Джоанну. Но когда он рванулся к третьей, последней супнице, все вдруг очнулись и сами бросились к ней. Альфред Лэнгли встал и двумя руками схватился за ее край. К несчастью для него, Дэмиан был силен, как тигр, и одним рывком вырвал супницу. Он поднял ее высоко над головой, как языческий жрец – подношение злобному и мстительному божеству, и на мгновение все и вся замерло. И он резко швырнул супницу о край стола так, чтобы все содержимое покрыло леди Белтон, которая, получив свою долю горячей жижи, ответила душераздирающим воплем. Каждый тамошний рецепт включает томатный соус, и теперь стол напоминал конец битвы при Бородине. А сидящие за этим столом были покрыты липкой, пахучей, дымящейся рыбной трухой. Разлетелись повсюду и осколки фарфора. Люси трогала порез на лбу, а у Джорджа из щеки довольно сильно текла кровь. Чудо, что никто не лишился глаза.

– А теперь спокойной всем ночи! – подытожил Дэмиан и, не сказав больше ни слова, прошел через всю террасу в открытые двери своей спальни и закрыл их за собой.

Раз и навсегда он был вычеркнут из их жизни.

Когда он ушел, мы еще некоторое время сидели неподвижно, пребывая в полном потрясении. Как жертвы авиакатастрофы, которые выжили, но еще не до конца в этом уверены. Потом Серена и Дагмар громко зарыдали, а леди Белтон, похожая на красноносого клоуна из «Цирка дю Солей», с торчащими из волос щупальцами лобстера и крабьими клешнями, принялась выкрикивать приказания своему остолбеневшему и тоже украшенному рыбой мужу:

– Уведи меня отсюда! Немедленно! Уведи меня!

В этот момент Валери Лэнгли закричала, что надо вызвать полицию, но Альфред, и не заметив быстрых испуганных взглядов, понял, что полицию никто звать не будет. Не хватало только закончить вечер тем, что предоставить прессе лучшую скандальную историю на многие годы вперед. Молча кивнув, Альфред поспешил отвлечь Валери от этой идеи.

Сказать, что гости быстро разошлись, будет принципиально неверно. Все словно взорвалось, разлетелось осколками и осыпалось руинами. Клермонты и Лэнгли побежали к своим машинам, словно в окне прятались снайперы, взявшие их на прицел. Оставшиеся сидели, воняя рыбой, и ждали, что будет дальше. Джордж Тремейн налил себе выпить и другой бокал принес мне, и я подумал, что это очень благородно с его стороны, даже если подтверждало ужасное ощущение, что все они меня жалеют, презирают и жалеют. Они в разной степени поверили словам Дэмиана, но некоторым из этих слов поверили все, и я понимал, какими должны быть последствия. Дома все услышат эту историю, многократно приукрашенную, и в Лондоне после нее меня заклеймят как пресмыкающегося лизоблюда, мошенника, силящегося пробиться в высшее общество, куском липкой презренной грязи. Воздаяние за то, что я привел Дэмиана и навязал его этим людям, наконец настигло меня. В мире, где прошли мои юные годы, мне больше не было места. Я был изгой. Пария.