и в бухгалтерии полно хитрых заначек и спрятанных тысяч рублей. Я так думаю. В общем, всё. Завтра в одиннадцать они должны быть здесь. Хотите жить на свободе дальше? Как угодно их вытаскивайте завтра на примерку.

Вышли Шура, Наташа и Костя на улицу. Ребята выглядели грустными, а Малович злым. Он глядел будто бы на крышу соседнего универмага, на большие буквы «Коммунизм — наша заветная цель. Слава КПСС!». Но на самом деле осматривал все углы ближайших домов.

— Здесь этот хмырь, — прошептал он. — Проверяет — был я или нет. Прячется за углом здания музея. Я пойду как будто бы в универмаг и зайду ему со спины. В универмаге запасной выход как раз во двор музея выходит. А вы стойте тут. Смейтесь громко, руками жестикулируйте. Чтобы он на вас глядел. Ждите.

Минут через десять он привел под руку худощавого мужчину с окладистой бородой, пышной каштановой шевелюрой с волнами, торчащими из-под шапки и с обвислыми усами над тонким коротким ртом. У него были широко посаженные глаза и дрожащий узкий подбородок.

— Этот человек заказывал вам парики и бороды с усами на основе невидимого целлулоида? — спросил Малович Наташу Ильину. — Это накладное всё на голове и лице?

— Да, — удивилась Наташа. — Как вы его разглядели? Это он. И все эти накладки делала я. Подтверждаю.

— Вы заказывали изготовление постижёрных изделий у мастера из театра Натальи Ильиной? — Малович повернул остолбеневшего афериста лицом к Наташе.

Ромуальд-Артур-Эдуард глаза опустил на сапожки Ильиной, посопел минуту и выдохнул.

— Ну, раз уж так обернулось — глупо отнекиваться. Всё равно докажете. Да. Заказывал.

— Ну, тогда все дружеской бригадой садимся в машину и едем в отдел уголовного розыска, — Малович улыбнулся. — Теперь у меня будет много полезной обществу работы, у вас, ребятки, почётные грамоты за помощь милиции, а у тебя, многоликий ты наш Янус, целый месяц, если повезёт, на воле. А потом суд и «вышка» тебе, герой-любовник. Чуешь носом запах зелёнки, которую на лоб мажут?

И он повернул в замке зажигания ключ на стартёр.

32. Глава тридцать вторая

Хитрый от умного отличается не тем, что он тоже умный. Хитрый знает как можно обмануть очень тонко и успешно, а просто умный имеет только одну возможность — уверенно общаться с окружающей действительностью и приносить пользу себе и другим. Или разрушающий вред, если он умный, но сволочь. Чтобы честно и полезно жить, умному хитрость не нужна, поскольку его общение с миром не держится на обмане всех и всего. Но вот умный хитрец — это уже на сто процентов умелый трепач или обманщик, у которого всё всегда получается и дурит он не только ради удовольствия, а для дела. Причём, себе выгодного. Мосин Валерий Иванович, брачный аферист, был хитроумным. Он легко ещё в юности совместил эти два свойства и начал с того, что после учёбы в строительном техникуме сразу стал прорабом крупного стройтреста в городе Горьком на крупной стройке Всесоюзного музея речного судоходства.

Он попросил деда своего школьного приятеля Никиты поговорить с самим управляющим этим трестом. Дед Антон в молодости упорно занимался в революционном кружке пропагандистского красноречия и мечтал стать председателем Горьковского дома политического просвещения, в котором бы он и сам лично вёл агитацию за ударный труд. Но параллельно у него имелся минус. Антон Малыгин пил с каждым годом всё больше потому, что всю жизнь до пенсии работал сапожником на углу городского базара, а больше ничего делать не умел. Непьющих сапожников не бывает как и чудес. В Дом политпросвета перекрыла ему путь широкая водочная река. Но амбиции глашатая даже алкоголь не погубил. Дай деду стакан хорошего вина или водки и он преобразится. Он будет пафосные стихи революционных поэтов орать вслух, а также сыпать цитатами из разных постановлений ЦК ВКП(б), впоследствии ЦК КПСС.

А перед восходом Мосина на довольно высокую ступень должности прораба деду налили стакан пятизвёздочного коньяка, сунули под нос написанный Валерой текст. Дед после приёма напитка, освежающего прошлые навыки, три раза прочёл написанное вслух и позвонил по телефону управляющего трестом через секретаршу.

— Барышня, — тихо сказал он властным басом. — Дай мне Володю быстренько. Что-то он прямой не берёт, «вертушку».

— Владимир Васильевич, приветствую. Это секретарь обкома Звягинцев отвлекает тебя от победы во всесоюзном соревновании. Но вы-то его всё равно выиграете и я тебя представлю к ордену Трудового Красного знамени на колодке с лентой

— Спасибо, Геннадий Андреевич. Рад стараться, — слушали Валера с Никитой голос управляющего, прилипнув ушами к трубке.

— Я тут по мелочи звоню, по пустяку. Ты возьми прорабом на стройку музея дельного человечка. Он после техникума, племянник мой. Но хочет с простого работяги начать. Прямо ломится туда как бульдозер. Стесняется сразу в руководители выдвигаться. Вот, представь, Володя, что еле уговорили его с братом моим. А я так думаю, что с трудного надо начинать. Кирпичи класть и зайца можно научить. А ты всё из себя выжми, все силы и умения выложи напоказ, и управляй! Управляй народом!!! Верно говорю?

— Да нет преград талантливой молодежи, — уважительно сказал управляющий.

— Как его зовут? Валерий? Мосин? На фамилию мамы записали? Тоже хорошо. А то Вашей фамилии, куда б он не пошел, будут побаиваться. Спасибо за звонок. Пусть завтра к десяти подходит ко мне.

— Ну, молодец, — откашлялся дед, «секретарь обкома». — Не забуду. Давай, жене привет. Работай. На тебя область равняется.

Дед Антон положил трубку, налил стакан, выпил в три глотка и, сияя вставными никелированными зубами, спросил.

— А он секретаря обкома по голосу не узнаёт, что ли?

— Ты, дед Антон, сам прикинь, — засмеялся Валера Мосин. — Управляющий если и видел его, так издали. На какой-нибудь конференции. С трибуны секретарь говорит в микрофон. Голос по-другому звучит. По телефону они в жизни не разговаривали. Уровень не тот у начальника треста. Опять же — голос с трибуны и по телефону не очень похожи. А в баньке с ним в парной поговори, так будет вообще третий голос. Да и обалдел управляющий от звонка с таких высот. Сам он в обком, да ещё Первому, сроду не позвонит. Не по чину! Ему в башку и капля мысли не капнет, что это был не секретарь на проводе. Он же по делу звонил, да, дед Антон?

— Ну, поглянем, чё будет, — дед поднялся и