в спальню пошел. — А за коньячок благодарствую. Приносите ещё, если что.

Валера отбыл год в прорабах. Ничего. Грамот много получил и премий. А как-то случайно в пивной встретил одноклассника Жору Замановича и после пятой кружки пошел разговор о жизни. Во время которого Мосин узнал, что Жора богато живёт, кооперативную квартиру купил за пятнадцать тысяч, одевается, что и заметно было, как Герой социалистического труда. То есть во всё, что доходит до СССР из стран загнивающего капитализма. Машина у него «волга», вся мебель из Румынии, а летом он отдыхает в сочинском санатории «Светлана» возле Хосты, где брызжут целебные воды, а море Чёрное — из окна можно дотянуться.

А всё потому так красиво вывернулось у Жоры, что он через знакомых сделал себе справку об инвалидности второй группы и мог законно не работать. Так он и не работает нигде. А живёт как полубог потому, что постоянно женится. До загса, правда, дело не доводит, а однажды тихонько тырит деньги у любовницы, которую долго выбирает среди вдов и разведённых. Чьи мужья до смерти или развода были при деньгах и жён баловали нарядами да золотишком. Заводил он шашни с одной, незаметно подворовывал у неё драгоценности и охмурял ими другую. Потом забирал в отсутствии первой «невесты», отбывающей срок на работе, всё, что принёс ей от второй, а также то, что она имела от бывшего мужа. Прихватывал всё, что влезало в большой чемодан, и уезжал в другой город. Там ему, инвалиду, всегда было место в хорошей гостинице и он начинал бродить по дорогим ресторанам, где довольно быстро находил новую «любовь». С неё он и начинал новую работу по отработанной схеме.

— Интересно, а у меня получится? — спросил задумчиво за двумя дополнительными кружками Мосин.

— Да, ты, Валерик, конечно, рожей не блистаешь. Фигура у тебя как у раненного во всё части туловища, — с сожалением сказал еврейский юноша Заманович. — Но нет без добра даже такого худа как у тебя. Бабы с какой-то дури всегда любят вот таких убогих заморышей. У них жалость — природный инстинкт. Но ты можешь поменять сто раз лицо своё на красивое. Парик, усы гусарские приклей, бородку как у Чехова. Это ж тебе в любом театре сделают. Сейчас есть такие накладные волосы, сроду никто не догадается, что они приклеены, а не настоящие. В театр сходи. Я сам не помню — к чему они волос прицепляют, но что месяц будешь с бабой интимничать и она не догадается — это точно.

Когда приятели расползлись по домам, Валера лёг на свою кроватку холостяцкую и очень серьёзно задумался. Даже уснуть не смог. А к утру придумал. Потому, что был не просто умным, но и хитрым. И вот в Горьковском театре он узнал, что основа под накладные волосы — целлулоид. Но делают такие вещи только в своей мастерской постижёры из специального цеха КГБ. Для офицеров-разведчиков. Тут Валере ничего хорошего не светило.

Год почти он потратил на поиски хотя бы одного гражданского мастера, чтобы по глупости в подвалах КГБ не сгинуть. Жила мастерица в далёком Казахстане. В городе Кустанае. Делала парики и всё прочее для театра местного, но в Москве, в союзном КГБ, по большому блату выучилась и новой технологии — изготовлению накладок со сверхтонкой и прозрачной крепёжной основой-невидимкой.

Утром он переоделся во всё чистое и вечерним поездом отбыл в Кустанай, где нашел добрую мастерицу Наташу, она ему сделала несколько комплектов париков, бород и усов, после чего Валера остался без копейки. Все накопленные деньги отдал ей. А если внешность менять, то и фамилии с именами тоже. Иначе фигня получается. И он послал отцу телеграмму: «Покупаю недорого дом. Вышли пятьсот. Верну через полгода». Батя деньги прислал до востребования и радовался, что сынок осядет в тихом месте, где особо не порезвишься. Всем всё будет видно. И станет Валера честно трудиться бригадиром каменщиков. Пока он работал хитро пристроившимся прорабом, отец поседел окончательно. Боялся, что Валерку разоблачат и посадят за обман руководителя областного комитета КПСС.

Мосин пару дней покрутился на центральном рынке и один добрый человек из фанерной будки «ремонт часов» его, наконец, выслушал, и попросил завтра в шесть вечера быть возле его окошка, за которым висели на стенках ходики с кукушкой и её отсутствием, будильники, наручные и карманные часы на цепочках и браслетах, а также стояли на полу высокие, обрамлённые деревянными вензелями дорогие часы с позолоченными маятниками и гирьками, сломавшиеся у богатых строителей коммунизма. Пришел Валера к окошку во время. Его ждали два паренька в клетчатых кепках, широких штанах и пёстрых поплиновых рубашках навыпуск. Во рту оба держали жеванные «беломорины», зажимая их позолоченными фиксами.

— Ты ксивы хочешь заказать? — спросил первый и аккуратно сплюнул сквозь зубы, не задев папироску. — От кого ныкаться собрался?

— Да я себе работу придумал, — впервые за последние пару лет не схитрил и не обманул Валера. — Наделали мне разных париков, усов, бород, которые от настоящих не отличишь даже если специально будешь приглядываться. Редкие вещицы. Буду переодеваться, менять волосы, усы и бороды да стану склеивать богатых вдовушек. А их в один прекрасный день, когда они на работе, обнесу их на цацки ржавые, камушки драгоценные, шмотки дорогие и лаве. Могу потом всё рыжьё и камни с брошками да серьгами по дешевке вам сдавать, а вы барыгам втюхаете подороже.

И вам карта козырная ляжет, и мне кусок отстегнётся.

— Ну, ты, фраер, вроде не блудень, чешуёй тут перед нами не блестишь, — подумав, сказал лениво один и взял папиросу изо рта. — Ксивы мы тебе спроворим, но если что — зехер нам не устроишь, сам не загасишься и на нас волну не погонишь в случае чего? Ну, там мусорня тебя нагибать начнёт, мало ли…. Хлебало заваришь и про нас ни слова. Базару нет?

— Да вы что, парни, — Валера искренне удивился. — Я ж с вами работать хочу на долях. У меня язык не повернётся вас сдать хоть самому министру МВД.

— Ладно. Остальное потом обкашляем, — заключил второй. — Утром в одиннадцать семь фотографий на ксивы сюда доставишь. Фамилии придумай разные, имена и отчества. Год и место рождения придумай. Напиши нам всё ясным почерком на листе. Через неделю сюда подойдёшь. Дашь нам триста тугриков и полная маза обоим сторонам. Добакланились?

— Да, так точно, — вытянулся в струнку Мосин. — Договорились железно. Свой паспорт у меня