— Может, не надо? — прошептала Таня, утопая в солнечном свете его глаз.

— Поздно, рыжик.

— Ты точно отключил запись и трансляцию? Нас никто не видит? — заволновалась Таня, когда её властно прижали к мужской груди.

— Точно.

Второй вечерний танец вышел самым настоящим танцем огня и страсти — страсти взаимной, лишающей разума. Танцем, на который неловко смотреть со стороны, так сильно и откровенно бурлят эмоции танцоров, сплетающихся в интимных объятьях под музыку столь же рваную и неровную, как биение их сердец, как их смешивающееся дыхание. Тане казалось, что она ступает не по твёрдому полу, а по перистым облакам в окружении огненных языков пламени. Весь мир растворился для неё в пылающих очах Гордеона, в уверенных прикосновениях его рук, уводящих её далеко за грань простого танго.

Второй танец не был танцем — это было соблазнение в чистом виде. Искушение, которому невозможно воспротивиться, и нет ни сил, ни желания протестовать. Напротив, все силы уходят на то, чтобы крепче прижаться к партнёру и доверить ему довести эту партию до желанного конца…

На последнем аккорде Таню подхватили на руки и стремительно донесли до каюты. Дверь скользнула в сторону и вернулась обратно, отрезав их от всего мира.

— Твой последний шанс сбежать от меня, — с усилием разжав объятья, вымолвил Гордеон.

Таня склонила голову и мечтательно улыбнулась. Обняла любимого за шею и с придыханием спросила, ласково прикасаясь к его лицу:

— Всё, время вышло? Уже можно считать, что я безнадёжно упустила этот шанс?

— Танечка-аа… — простонал Гордеон, вновь подхватывая её на руки и утаскивая вглубь своей каюты.

И мир закружился, и звёзды за иллюминатором заплясали в хороводе…

«Ночь с любимым мужчиной — это личное чудо для каждой женщины».

Таня не могла налюбоваться на спящего Горда. Его длинные ресницы бросали тени на впалые щеки, дыхание поднимало грудь, а сильная рука даже во сне удерживала Таню рядом, как раньше — лапа Чёрного. Воздух вокруг них в самом прямом смысле слова был пропитан ароматами страсти и блаженства, вызывая в памяти картины минувшей ночи, бросающие в сладкую дрожь. Неизменный вид далёких звёзд за иллюминатором не подсказывал, наступило ли утро, но часы на стене успокаивали, что ещё очень рано и можно продолжать лежать и смотреть на любимого, смотреть без конца.

Когда она ночевала под боком своего оборотня в ипостаси собаки, то мечтала о том, как здорово будет спать в его объятьях в человеческом теле. Сейчас она знала, что её прежние мечты не отражали и тысячной доли того, насколько это чудесно в реальности! Её звериная сущность откровенно млела, вдыхая аромат мужского тела и побуждая Таню уткнуться носом в обнаженную грудь Горда.

Впервые за долгое время Таня была глубоко спокойна и абсолютно счастлива.

Сквозь окутывающую её атмосферу неги и блаженства тихо старалось пробиться какое-то запоздалое соображение. Таня недовольно отмахивалась от него, наслаждаясь парением на крыльях счастья, но соображение упорно пробивалось из глубин подсознания, пока не сформировалось в образе малыша в пелёнках, сосредоточенно смотрящего на белый свет жёлтыми глазёнками. Таню как током ударило, и мигом вспомнились давние-давние предостережения матери и пересуды подруг о том, к каким последствиям приводят жаркие ночи.

Первая мысль была краткой: «Ой!». Вторая чуть длиннее: «Ой-ёй-ёй!». Третья мысль, наконец, получилась здравой: «Гордеон точно обо всём позаботился!», а четвёртая вышла недоверчиво-саркастической: «Да-ааа? А как он позаботился? Что-то ничего такого не припоминается».

Уверенность в правоте третьей мысли перевесила сомнения четвёртой. Оставался вопрос «как» и Таня глубоко задумалась над ним, не замечая, что мужчина рядом с ней распахнул глаза.

— О чём тревожишься с утра пораньше? — хрипло спросонья проговорил Гордеон и подтянул Таню поближе к себе.

— Уже не тревожусь, — наморщила лоб Таня, — но хотелось бы знать точно. Собственно, если есть о чём тревожиться, то это не так плохо, я в принципе не против, хоть и сильно рано это…

— Я ещё не настолько проснулся, чтобы сходу понять, о чём ты, — зевнул Гордеон и потянулся к ней с поцелуем.

Под нежной лаской губ Таня позабыла обо всём на свете, но оборотень не забыл.

— Так о чём ты говорила? — переспросил он, поглаживая её по лицу, обводя кончиком пальца линию губ и бровей.

— О детях, — откровенно ответила Таня, не способная придумать длинные наводящие фразы под нежной атакой.

Теперь её поняли отлично. И быстро. От Гордеона повеяло обидой, он прищурился и прохладно сказал:

— Я прекрасно понимал и понимаю, что моей парой является юная, неопытная девушка, так что вся ответственность за решение подобных вопросов целиком и полностью лежит на мне. Таня, тебе нет нужды беспокоиться о незапланированной беременности. Я никогда не подведу тебя таким образом! Поверь, ребёнок у тебя родится лишь тогда, когда ты сама очень сильно захочешь его родить и скажешь мне об этом.

— Знаю, — немного раздражённо ответила Таня, обиженная его обидой, сколь бы глупо это ни звучало. Она ведь правда уже пришла к такому же выводу! — Я просто хотела бы знать, что и как происходит в моём новом теле: в своём обучении я ещё не добралась до физиологии оборотней.

— Оборотницы имеют возможность завести детей не чаще двух раз в год и это довольно короткие сроки. Такие периоды пропустить невозможно: ты заранее почувствуешь приближение таких дней и я тоже их почувствую, — объяснил Гордеон, расслабляясь и укладывая Таню поверх себя. — Значит, ты «в принципе не против». Приятно слышать, хоть и в самом деле сильно рано. Я снабжу тебя литературой по данной теме, чтобы не приходилось тревожиться понапрасну.

— Я не тревожусь, а ты зануда! — возмутилась Таня. — Я сама разберусь с нужной мне литературой. Учи своих курсантов, а я сама как-нибудь всему обучусь.

— С опытным тренером обучение пойдёт быстрее и эффективнее. Урок первый: утро существует для того, чтобы сообщать своему мужчине, что он самый великолепный и изумительный оборотень во вселенной, а не для обидных сомнений в его предусмотрительности, — проурчал Гордеон, перекатываясь и подминая её под себя.

Под градом ласк и поцелуев Таня еще раз успела выдохнуть: «Зануда! Бедные твои курсанты…», а потом отдалась на волю своего невозможного оборотня.

Будильник пресёк их запоздалую попытку ещё немного подремать перед началом рабочего дня. Гордеон подхватил Таню на руки и понёс в душ.

Завтраком её кормили в постели. Таня сидела, завёрнутая в мягкое одеяло, пила бодрящий напиток, похожий на кофе, а Гордеон подносил к её губам миниатюрные пирожные на один укус. Пирожные были восхитительны, как и всё этим утром: нежные, воздушные, украшенные свежими ягодками.