Весьма примечательной внешностью обладала Жанин, доктор Бивен. В кругу встреченных вчера американских дам она показалась бы существом иной породы, в общении с нею усвоенная в бассейне простота выглядела бы верхом дурного вкуса.

— Так вы — это Катрин, — сказала она по-русски со сложным акцентом, улыбнулась улыбкой мученицы и протянула мне крошечную руку.

Слава Богу, я поняла, что ее трагические манеры не имеют ко мне отношения, это природная особенность типа, и не пыталась утолить ее печали. Вместо того разговаривала в привычном тоне, как с известной, утонченной пишущей дамой, благо, что опыт имелся.

— Очень рада видеть вас, доктор Бивен, — я ответила тоже по-русски.

— Пожалуйста, Жанин! — попросила доктор, далее мы разговаривали на мудреной смеси английского и русского, иногда она пыталась включить французский язык, но я лишь горестно разводила руками.

— Жанин, наш друг Поль много рассказывал о вас, у меня есть письмо от него, — сказала я.

— Ах, Катрин, я вас ждала, мне так хотелось вас увидеть, так приятно, что вы здесь, — уверяла Жанин — Пожалуйста, садитесь, мы поедем, съедим легкий ланч, и вы расскажете о Поле.

В машине я передала Жанин письмо от друга Паши. Сидя за рулем, она прочитала, сказала: «Ах Поль, как он пишет!», еще раз заверила в своем всемерном содействии и повезла обедать в ресторан. Заведение почему-то называлось «Голуаз», как известная марка французских сигарет и находилось в историческом центре дружелюбного городка Александрия. Городок оказался старинным по американским масштабам, и очаровательным, в основном состоял из тенистых улочек и разнообразных домиков на одну семью. Там сохранились покой и нерушимое доверие людей и обжитого пространства, как в тихих провинциальных городах России. Многоэтажные дома росли лишь в центре, на паре перекрестков.

В подвальчике одного из них и располагался «Голуаз». По совету Жанин мы заказали суп из крабов и зеленый салат. Вкусного супа в горшочке было мало, зато зелени — удивительно много. Мы ею питались целый час, не меньше, а она все наполняла обширные тарелки. Хотя жевалось тоже вкусно, но совершенно бесконечно. В стаканах нам принесли воду со льдом, думаю, что из-под крана.

В процессе витаминизированного обеда мы с Жанин притерлись одна к другой, обменялись информацией о друге Поле, обмолвились о конференции, отмахнулись от нее и стали деликатно приближаться к заявленному поручению.

По телефону и письменно Павел Петрович известил Жанин, что мне надлежит снискать доверие одной американской дамы и задать ей вопрос, крайне интересный и важный для него, лично или профессионально — он не уточнял. Жанин никоим образом не добивалась секретных знаний, именем и адресом дамы заранее располагала. Однако интересовалась, в каких формах начать подготовку почвы — в научных или общечеловеческих, к каким эмоциям пациентку надлежит вести, к человеческому либо женскому сочувствию. Предварительная беседа с Октавией уже имела место, любопытство последней пробуждено. Жанин доложила, что готова выйти на телефонный контакт в любую минуту после окончания приема пищи и хотела подтверждения правильности своих действий.

Мне понадобились два салатных листка, чтобы продумать стратегию и тактику, я их в задумчивости прожевала и сообщила, что можно звонить прямо сейчас, взывать лучше всего к дамской солидарности. Предпочтительнее придать встрече светский характер, хотя бы поначалу, чтобы не слишком испугать пациентку. Жанин со мной согласилась и пошла звонить к себе в машину, у нее там был телефон.

Лично я бы не взялась за подобное поручение ни за какие коврижки. Входить в доверие к незнакомой женщине и навязывать ей другую для сомнительных вопросов казалось мне абсолютно невозможным. Хотела бы я знать, чем приворожил общий друг Поль тогда еще не доктора, а просто Жанин и совсем, как я мыслю, не Бивен, лет эдак 20 толму назад. Шпионские или шантажные причины я исключала, Жанин помогала Полю не только добровольно, но с видимым восторгом — разве что гипноз.

Безграничность и длительность ее лояльности приводила меня в трепет и восхищение, я бы скорее поняла обратное. Видно, что Жанин была чудо как хороша в своем изысканном стиле в недалеком прошедшем времени. Но чтобы Валькин наниматель мог возбудить столь трепетные чувства, да чтобы пронести их сквозь годы и континенты… Уму непостижимо! К примеру, попроси меня первый возлюбленный, незабвенный Виталик Сперанский о чем-либо отдаленно подобном, я бы красочно напутствовала его в Отче-Валентиновых выражениях.

Жанин вернулась в зал «Голуаза», допила кофе и сообщила, что Октавия Грэм ждет нас сегодня в 8.30 вечера, к сожалению, не к обеду, а просто на чай из самовара. Гостей на обед американцы зовут заранее, это формальное, почти всегда семейное мероприятие и с бухты-барахты не делается. Поэтому Октавия сперва свалит обед для семьи, покормит мужичков, а потом с удовольствием примет нас с Жанин. То есть желательно прийти сытыми.

Как я понимаю, последнюю информацию миссис Грэм выдала специально для московской гостьи, дабы не ввести ее в понятное заблуждение. Наверное, Октавия помнила, что для русского человека гости и еда — две вещи нераздельные.

Когда мы покинули подвальный ресторан, Жанин предложила мне на выбор два плана проведения свободного времени до рокового визита. Она хотела либо повозить меня по столице Соединенных Штатов (располагавшейся совсем неподалеку) затем перекусить где-то в городе, либо отвезти к себе в гости и кормить там. Лично я предпочла бы удручающе сложный план: вернуться к Борису, поесть у него, посмотреть с ним столицу, приехать к нему обратно, опять поесть и лишь тогда встречаться с Жанин, чтобы ехать к Октавии.

Меня втайне смущала мысль об очередном вегетарианском приеме пищи, равно как и перспектива провести еще полдня в беседах на чужом языке. К тому же разрыв во времени дал о себе знать, опять стало клонить в сон.

Мои мечты в городе Александрия приняли весьма пошлый образ: куска колбасы на черном хлебе и одной диванной подушки. Однако я понимала их полную неосуществимость и кротко выразила желание посетить дом Жанин, а экскурсию оставить на будущее, поскольку нам обеим необходимы моральные силы и духовная сосредоточенность для наилучшего исполнения поручения Поля. (Чтоб ему пусто было!)

Жанин встретила решение с энтузиазмом, воскликнула:

— Voila! Рассел будет рад, запечет ужасный кровавый бифштекс и сможет съесть его сам!

В ожидании ужасного бифштекса я осуществила вторую часть дерзновенных мечтаний, ухитрилась продремать некоторую часть дороги, пока Жанин петляла на своей «Хонде» меж рощ и идиллических одноэтажных поселений. То ли это были отдельные деревни, то ли разбросанные части города (и какого?) решить никак не удавалось.

Дважды мы пересекли Потомак по разным мостам, на одном из них примерещились гипертрофированные металлические кони, не исключено, что с крыльями, а на другом мосту на меня в упор уставились два бронзовых, позеленевших бизона. Было не совсем удобно спрашивать, во сне или наяву я видела сей монументальный зоопарк, и я решила трезво оценить свои видения на обратном пути. Эльфическая внешность водительницы смешивала реальность с полудремотным вымыслом, а плавное покачивание хорошего автомобиля не позволяло проснуться.