тебя, мой господин, очень хочет, чтобы ты все-таки согласился на его предложение. Вот сегодня как раз вспомнил о тебе и срочно велел своему слуге до тебя бежать, не дозволил даже оставить с кем-нибудь ребенка. Так неловко получилось, но уж он тебя не обеспокоит, я чаю?

— Не обеспокоит, — благожелательно кивнул демолорд в нищенском тряпье. — У меня бывают самые разные посетители, я уже ко всему привык. Но это ведь не твой ребенок, о добрый бушук? Ты что же, похитил его у кого-то?

— Как ты мог такое подумать, о Жрец? — всплеснул ручками Совнар. — Ни один бушук никогда бы так не поступил! Это просто дочь одной моей знакомой, меня просили за ней присмотреть, а я так добр, что не отказал. А тут дела, дела… так торопился тебя увидеть, обрадовать…

— Ты и в самом деле очень добр, — согласился древний демон. — Так что же нового хочет сказать мне Каген?

Начался деловой разговор. Даже среди паргоронских банкиров немного сыщется настолько же старых и опытных, как Совнар. Он служил еще великому Аркродароку, и заключил на своем веку столько сделок, что одно их перечисление займет целый том.

Но сейчас ему противостоял не менее старый и опытный демон. Возможно, даже старше и опытнее — Совнар не знал, сколько лет хозяину Храма Ночи.

— Шахматы? — предложил его визави.

Совнар шахматы не любил. Умел, да. Он знал массу игр, но не слишком ими увлекался.

— О, не стоит разделять со мной партию только из вежливости, — прозвучал шелестящий голос.

— Нет, почему же, — поднялся в воздух Совнар. — С удовольствием поиграю.

Оставив Веронику посапывать под столом, он принялся двигать фигурки, предлагая и выслушивая поправки к договору, который владыка этого мира пытался заключить уже пятый год.

Каген тоже пытался заключить его уже пятый год. Оба мира были равно заинтересованы в том, чтобы один получил кредит, а второй его выдал. Но вот в условиях они никак сойтись не могли, потому что оба прекрасно понимали свою выгоду.

Раньше они навещали друг друга лично. Каген наверняка тоже сиживал тут, игрывал в эти беззвучно кричащие шахматы. Но, кажется, у директора Банка Душ истощилось терпение, и он стал отправлять вместо себя банкиров.

— Любопытная это игра — шахматы, — произнес задумчиво древний демон. — Вы предпочитаете омбредан, я знаю. Но в нем слишком много правил, и в то же время слишком много хаоса.

— Как во всей остальной жизни, — сказал Совнар, тряся над ухом пешку. — Небольшой элемент случайности всегда к месту.

— Возможно, — согласился собеседник. — Однако я предпочитаю игру, которая суть поединок интеллектов. И наша партия с Кагеном затянулась.

— Он тоже так считает.

— В таком случае передай ему, что я приму тот вариант сделки, что ты принес сегодня…

Совнар начал улыбаться…

— …но у меня будет последняя поправка. Маленькая.

Улыбка погасла. Знал Совнар эти маленькие поправки.

— Хотя знаешь… — подпер скрытое под капюшоном лицо кулаком демон, — …я тоже устал от этих шахмат по переписке. Давай так. Если эта партия за тобой — я подписываю как есть, без дополнительной поправки.

— А если нет? — поинтересовался Совнар, передвигая слона.

— Тоже поставь что-нибудь ради проформы, — пожал плечами демон на золотом троне. — Что угодно. Свой сюртук, свои часы, этого ребенка. Любую мелочь.

Совнар задумчиво хмыкнул. Какая любопытная сделка…

Астрид крепко цеплялась за руки родителей. Ее уже три раза спрашивали, с кем она хочет остаться, причем в третий раз к выбору между родителями и голым дядькой добавилась еще одна из судей, которую Астрид вообще видела впервые в жизни, но ей сказали, что это ее бабушка.

Впрочем, бабушка не собиралась оставлять Астрид себе, сказав, что просто передаст ее все тем же фархерримам. Астрид этого не захотелось, и она сказала, что у фархерримов уже была, и ей не очень понравилось.

— Дело не в том, что тебе нравится, а в том, что для тебя лучше, — сказала Мазекресс, внимательно глядя на девочку.

— Ей лучше жить с матерью, — возразила Кийталана. — Которая, напомню, вполне справляется со своими обязанностями. Ребенок сыт, весел, в безопасности, окружен заботой и нормально развивается.

Демоны вежливо выслушали ее, а Фурундарок грохнул по столу молотком, откусил головку и, грызя рукоять, пробасил:

— Мне понравилось предложение Клюзерштатена, но мы не можем приговорить Хальтрекарока к казни в составе тройки. Обсудим это на следующем совете демолордов.

— Ты серьезно?! — возопил Хальтрекарок.

— Шучу, братишка. Шучу. А серьезно — мне надоело тут сидеть. Если вычесть из предложения Клюзерштатена то, чего мы этим составом сделать не можем, остается только то, на что мне плевать.

— Хальтрекароку тоже плевать на своих детей! — выкрикнула Лахджа. — Все это прекрасно знают! У него их сотни!

— Действительно, — подался вперед Клюзерштатен. — Если мы удовлетворим иск, то мы всего лишь удовлетворим желание Хальтрекарока насолить бывшей жене. Получится, что мы собирались судебной тройкой и сидели тут несколько часов, чтобы умаслить Балаганщика. Отдать ему щенка, которого он выкинет на улицу, едва выйдя за ворота. Или просто уморит голодом.

Личико Фурундарока исказилось в гневе. Он набрал воздуха в грудь и провозгласил:

— Голосую: оставить ребенка матери.

— Согласна, — кивнула Мазекресс. — А судебные издержки взять с истца.

— Вы серьезно?.. — возмутился Хальтрекарок. — Я вас больше никогда не приглашу на шоу!

— А я голосую отдать ребенка тебе, Балаганщик! — заломил руки Клюзерштатен. — Но я один против двух, и я ничего не могу сделать. Прости, я старался, как мог.

Хальтрекарок окинул судей бешеным взглядом. Всех троих. От Мазекресс он иного и не ожидал, но чтоб его брат… и Клюзерштатен… козломордый клоун!..

— Решение принято, — подытожил Фурундарок. — Лахджа, ребенок твой, можешь идти нахер.

Лахджу затопила волна облегчения. Частично своя, частично эмоции мужа. Астрид стиснула их руки, а ее хвостик взметнулся к самой макушке.

— А алименты будут? — спросила на этой волне Лахджа.

— Не наглей! — рявкнул Фурундарок, растворяясь в воздухе.

Ладно, она и не надеялась. Теперь только забрать Веронику… распахнув тяжелые двери, Лахджа облегченно увидела вторую дочь, играющую с погремушкой рядом с Совнаром. Тот почему-то был без сюртука, в одной рубашке.

— Ну что, как вы тут? —