на ближайшем перекрестке, где было полно машин и возвышался указатель: одна дорога вела обратно к дому, вторая – к торговому центру в Светлом районе, третья – к городской площади на реке, а четвертая – к Старому кладбищу у вязового леса. Учитывая, что сейчас было неподходящее время для шоппинга, Лора ничуть не удивилась, когда она пошла именно по четвертому пути. Ее стройный силуэт двигался не так, как раньше. Осанка строгая, руки вытянуты вдоль тела, но напряжены, ладони сжаты, а подбородок задран вверх. Титания выбралась из их машины просто Титой, а скрылась меж домов и деревьев, сойдя с асфальтированной дороги, уже Королевой фей.

Лора глубоко вздохнула, прижавшись носом к щели приоткрытого окна, откуда потянуло дождевой прохладой с шипучей карамелью из детских корзинок, и закинула леденец в рот. Вкус вишни после Лавандового дома почему‐то напоминал вкус крови, и Лора невольно подумала о том, пил ли ее Франц перед выходом из дома. Если им правда придется вдвоем предотвращать кровавую бойню, то они должны быть во всеоружии – и уж точно не падать в обморок от обезвоживания в процессе.

– Уже есть идеи, как мы Ламмаса отвлекать будем? – спросила Лора скучающим тоном, развалившись на задних сиденьях. В этот раз она уступила переднее Титании и не пожалела – одной сзади оказалось очень удобно!

– Не-а, – ответил Франц. – Но надо бы придумать…

– Так придумай, гений.

– Сама придумай!

– Обалдеть, – удивилась Лора, но вовсе не тому, что ее командная работа с Францем явно была обречена. Франц несколько раз стукнул по рулю, сигналя тормозящей впереди машине: на подъезде к площади они неожиданно встали в самую настоящую пробку, каких в Самайнтауне практически никогда не бывало. – Посмотри, сколько там людей! Прямо как на Призрачный базар, не меньше. И все в костюмах… Интересно, как Ламмас все‐таки заставил их прийти? Я была уверена, что никто в здравом уме и носа из дома не высунет. Неужто все дело в страхе?

– И в клематисах, – скривился Франц, растирая шею одной рукой. Очевидно, воротник дешевой рубашки, позаимствованной из проката, был слишком тесным и душил его. – По радио сегодня передавали, что на городской площади «всем заболевшим будут раздавать бесплатно чудодейственную микстуру от лихорадки, одобренную самим новым мэром». Нужно только прийти и – оп! – ты и твои близкие здоровы!

– Да ладно? Каким идиотом надо быть, чтобы купиться на это? Что кто‐то будет давать тебе что‐то столь ценное, ничего не прося взамен…

В зеркале заднего вида насмешливо блеснули клыки и бледно-оранжевые глаза.

– Поговорим об этом, когда тоже будешь блевать кровавыми розочками и не знать, что еще делать, кроме как плакать и молиться.

Звучало резонно. Рассматривая улицы и прохожих, Лора видела воочию, на что способен Ламмас, и отчаяние, им порожденное: по тротуарам брели не только радостные, наивные, ничего не подозревающие дети с плетеными корзинками для сластей в костюмах плюшевых мишек и принцесс, но и люди ссутулившиеся, болезненные, со впалыми щеками и платками в рукавах на тот случай, если снова нападет кашель. Издали их кровь, смешанную с цветочными лепестками, можно было спутать с яркой вышивкой на ткани. Следом, будто подгоняя и следя, чтобы жители никуда ненароком не свернули, шагали подчиненные Ламмасу трупы. И все как один в самых примитивных костюмах привидений – белых простынях с прорезями для глаз, которые хорошо скрывали их опухшие лица, покрытые иссиня-лиловыми пятнами. Лора узнала их лишь по раскачивающейся походке и тому, как много однотипных костюмов наводнили улицы – и каждый «призрак» шел рядом с какой‐нибудь семейкой или небольшим столпотворением. Они напоминали пастухов, сопровождающих овец, и Лоре сделалось не по себе, когда один из них уставился на их машину в упор. В руках у него, высунувшись из-под простыни, болталась соломенная кукла с пестрыми лентами, вплетенными в юбку из фуража. Лора насчитала еще с десяток таких кукол на деревьях только на одной улице, пока они проехали, и еще двадцать, когда Франц наконец‐то припарковался в плотном ряду машин в начале Рябиновой улицы. Эти проклятые соломенные куклы были повсюду, как и жители Самайнтауна – точно такие же куклы для Ламмаса.

День города, однако, проходил так же, как и во все предыдущие года, а может, даже наряднее и пышнее. Ничего на городской площади, круглой, как монета, и разрезанной поперек рекой, больше не напоминало о кошмарах Призрачного базара: вместо шатров – скамьи и лавки, вместо амулетов и проклятых вещиц на них – съестные угощения. Традиционный хлебный пудинг, яблочная пастила, оладьи, кукуруза-гриль, сосиски в тесте… Узнать места, где прежде чавкали под сапогами лужи из цветов и крови или лежали мертвые тела, можно было лишь по грязным трещинам в асфальте меж брусчаткой, слишком темным для светло-синего камня. Целая очередь выстроилась к чану со смородиновым пуншем, такому большому и глубокому, что в нем можно было утопиться вчетвером. На поверхности вместе с палочками корицы и лавровыми листами плавали мятые засахаренные яблочки, и любой желающий мог наклониться, держа руки за спиной, и попробовать выловить их зубами. Нимфы-лампады с челюстями, как у гончих, справлялись с этим просто на ура! Некоторые из них, голубокожих, раздавали «Ихор» на пробу в рюмках из-за соседнего стола. Проезжая мимо, Лора впервые увидела воочию, как его готовят: одна из нимф надрезала вены вдоль и сливала кровь, как золото, в кастрюлю к водке, лакрице, морской соли и росянке. Едва первая капля успевала соединиться с дымящейся настоянной водой, как тут же приобретала такой же солнечный искристый цвет. Сладостью «Ихора» тянуло аж через всю площадь, и точно так же к ее источнику стягивались горожане.

Франц шел через площадь быстро, но Лора ехала еще шустрее – как всегда, впереди него, давя ругающимся прохожим ноги и рассекая толпу, как топор волну. Они вместе миновали круг из шестов с насаженными черепами животных, между которыми желающие протягивали и туго завязывали красные нити на долгую жизнь, а затем обошли невысокий помост, где ифриты – красные и горящие, как само пламя, джинны – жонглировали живым огнем, заставляли его танцевать и принимать различные формы. Всюду гремели полупустые дубовые бочки, откуда в железные кружки и бумажные стаканы разливали имбирный эль, и толпы ряженых, в глупых костюмах, с глупыми же лицами, скакали по всей площади, таская бесплатные угощения с общих городских столов, будто прошлое их ничему не научило. Впрочем, в этот раз никто для них не готовил – жители сами несли накрытые фольгой блюда из дома, ибо существовало негласное правило: в День города, чтобы есть, ты сначала должен накормить.

Каждый год Лора озиралась по сторонам