Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«…У меня уже давно все мое состояние — самый крохотный чемодан и четыре пары белья… Живу сегодня у одного, завтра у другого. Приеду к вам и проживу у вас, не заплатя вам за это ни копейки». (Там же, с. 210, 358.)
К вопросу о психическом зоболевании
«Несчастье умягчает человека; природа его становится более чуткой и доступной к пониманию предметов, пре-
восходящих понятие человека, находящегося в обыкновенном и вседневном положении». (Н.В. Гоголь)
«Бесспорное психическое заболевание поразило Гоголя на двадцать первом году его жизни…у Гоголя возникла навязчивая идея… Только болезненное или патологическое состояние Гоголя объясняет печальный эпизод его жизни — его профессуру. Его патологическое убеждение в своем универсальном превосходстве в декабре месяце сочеталось с патологическим экзальтационным состоянием… В декабре 1833 г. меланхолическое состояние переходит в экзальтационное, и вот у'Гоголя является мысль о кафедре Киевского университета». (Чиж, 2001, с. 45. 59.)
[Из письма М.П. Погодину107 от 11.01.1834 г.] «Ух, брат! Сколько приходит ко мне мыслей теперь! Да каких крупных! Полных, свежих! Мне кажется, что сделаю кое-что необщее во всеобщей истории». (Гоголь, 1952, с. 197.)
«Но Гоголь не был обыкновенным карьеристом; вследствие патологической организации нервной системы, своего параноического характера он не мог готовиться к лекциям, как вообще не мог учиться, не мог быть скромным и любезным по отношению к простым смертным… Для студентов стало ясно, что “Гоголь ничего не смыслит в истории”, свидетельствует И.С. Тургенев…Лекции Гоголя были очень плохи, студенты так относились к нему, что начальство даже опасалось манифестации с их стороны…Несмотря на протекцию своих высоких покровителей, ввиду полной неспособности, был уволен от службы при Петербургском университете108…» (Чиж, 2001, с. 67, 70.)
[1836 г.] «В Париже Гоголь уже нередко удручал Данилевского своею убийственною мнительностью: вдруг вообразит, что у него какая-нибудь тяжелая болезнь (всего чаще он боялся за желудок), и носится с своим горем до того, что тяжело и грустно на него смотреть, а разубедить его в основательности ужасных призраков не было никакой возможности». (Вересаев, 1990, т. 4, с. 13.)
[1837–1838 гг.] «Однако уже в эти годы намечалось в Гоголе кое-что из тех черт, которые сделались господствующими в последний период его жизни. Во-первых, он был крайне религиозен, часто посещал церкви и любил видеть проявление религиозности в других. Во-вторых, на него находил иногда род столбняка какого-то: вдруг среди оживленного, веселого разговора замолчит, и слова от него не добьешься». (Тамже, с. 30.)
«…Уже в 1839 г. Гоголь считал себя наделенным даром пророчества…по крайней мере, 27.IX1839 г. Плетневу109 он писал только так: “…Я не знаю, отчего во мне поселился теперь дар пророчества”». (Чиж, 2001, с. 96.)
[1840 г.] «…Лечение мое было довольно опасно: то, что могло бы помочь желудку, действовало разрушительно на нервы, а нервы — обратно на желудок. К этому присоединилась болезненная тоска, которой нет описания. Я был приведен в такое состояние, что не знал решительно, куда деть себя, к чему прислониться. Ни двух минут я не мог остаться в покойном положении ни на постели, ни на стуле, ни на ногах… Я понимал свое положение и наскоро, собравшись с силами, нацарапал, как мог, тощее духовное завещание». (Вересаев, 1990, т. 4, с. 114–115.)
«Припадок болезни описан так хорошо, что без колебания его можно диагностировать как тревожную меланхолию». (Чиж. 2001, с. 94.)
[1841 г.] «Гоголь рассказывал мне о странностях своей (вероятно, мнимой) болезни: в нем-де находятся зародыши всех возможных болезней; также и об особенном устройстве головы своей и неестественности положения желудка. Его будто осматривали и ощупывали в Париже знаменитые врачи и нашли, что желудок его вверх ногами. Вообще в Гоголе чрезвычайно много странного, — иногда даже я не понимал его, — и чудного». (Вересаев, т. 4, 1990, с. 156–157.)
[1842 г.] «Я был болен, очень болен, и еще болен доныне внутренно. Болезнь моя выражается такими страшными припадками, каких никогда еще со мною не было; но страшнее всего мне показалось то состояние, которое напомнило мне ужасную болезнь мою в Вене, а особливо, когда я почувствовал то подступившее к сердцу волнение, которое всякий образ, пролетавший в мыслях, обращало в исполина, всякое незначительно-приятное чувство превращало в такую страшную радость, какую не в силах вынести природа человека, и всякое сумрачное чувство претворяло в печаль, тяжкую, мучительную печаль, и потом следовали обмороки; наконец, совершенно сомнамбулическое состояние». (Там же, с. 167.)
[1845 г.] «Болезни моей — ход естественный: она есть истощение сил. Век мой не мог ни в каком случае быть долгим. Отец мой был также сложения слабого и умер рано, угаснувши недостатком собственных сил своих, а не нападеньем какой-нибудь болезни. Я худею теперь и истаиваю не по дням, а по часам; руки мои уже не согреваются вовсе и находятся в водянисто-опухлом состоянии». (Там же, с. 252.)
«…Уже в 1847 г. начался распад душевной жизни гениального автора “Мертвых душ”; признаки этого распада стали очевидны в следующем периоде жизни Гоголя уже “всей Москве”». (Чиж, 2001, с. 157.)
«Уже в самом цветущем возрасте — Гоголь типичный неврастеник, как сказали бы мы теперь. Неврастеник с ипохондрическими идеями. Может быть, даже с детства: аналогиям ые жалобы на здоровье встречаются уже в самых ранних письмах к родителям от 1821 г… На такой неустойчивой нервно-психической почве развилась настоящая душевная болезнь… Гоголь приблизительно в течение всей второй половины своей жизни страдал тою формою душевной болезни, которая в нашей науке носит название периодического психоза, в форме так называемой периодической меланхолии… Чрезвычайно интересно и характерно и очень важно отметить здесь, что циклическое течение душевной болезни Гоголя совершенно независимо от его физического здоровья и телесных недугов… Итак, в симптоматологии душевной болезни Гоголя нет галлюцинаторных явлений. Нет также и бреда в тесном смысле этого слова… Гоголь был субъектом с прирожденною невропатическою конституциею. Его жалобы на здоровье в первую половину жизни сводятся к жалобам неврастеника. В течение последних 15–20 лет жизни он страдал периодическим психозом в форме melancholia periodica. По всей вероятности, его общее питание и силы были подорваны перенесенной им в Италии маляриею. Он скончался в течение приступа периодической меланхолии от истощения и острого малокровия мозга, обусловленных как самою формою болезни — сопровождавших ее голоданием и связанных с нею быстрым упадком питания и сил, — так и неправильным ослабляющим лечением, в особенности кровопусканием». (Баженов, 1903, с. 135–136, 146, 158–159.)
«В отношении физического строения тела