До нас донесся его булькающий голос:

— Я Лэшер! Смотрите на меня!

— Расти и набирайся силы! — воззвала к немуМаргарита, потрясая в воздухе сжатыми кулаками. А потом повернулась в моюсторону: — Джулиен, прикажи ему расти! Не своди глаз с его конечностей.Заклинай их расти.

Я повиновался, в глубине души не сомневаясь, что затея этаобречена на провал. Однако, к великому моему изумлению, маленькие ручки и ножкиначали удлиняться. Глаза, светло-голубые, как у большинства новорожденныхмладенцев, потемнели, и волосы тоже приобрели более темный оттенок, словновпитали в себя какую-то жидкость.

Кожа младенца, напротив, стремительно светлела, а щекивспыхнули румянцем. В мгновение ока ноги его вытянулись подобно щупальцам. Апотом несчастное создание пронзительно вскрикнуло и испустило дух. Перед намилежал мертвый младенец. Мертвый младенец — и ничего больше.

В припадке ярости Маргарита схватила с кровати маленькоетельце и запустила им в свое огромное зеркало. Брызнула кровь, однако стекло неразбилось, и трупик упал на туалетный столик. Теперь меж флаконов с духами,щеток для волос и баночек с помадой лежало мертвое дитя, не имевшее даже имени.

Комната вновь содрогнулась. Лэшер, только что пребывавшийрядом, исчез, и теперь нас окружал пронизывающий холод. Словно призрак унес ссобой благоуханный зной летнего дня.

Маргарита в изнеможении опустилась на кровать и разрыдалась.

— Вот так всегда, — всхлипывая, пожаловаласьона. — Кажется, вот-вот — и все получится. Сосуд слишком слаб и не всостоянии его вместить. Он разрушает то, что пытается изменить. Не представляю,каким образом он обретет плоть. А нынешняя попытка так его изнурила, что ондаже не смог остаться с нами. Придется ждать — дать ему возможность отдохнуть исобраться с силами. Мы не в состоянии как-либо ему помочь.

Зрелище, которому я стал свидетелем, произвело на менянеизгладимое впечатление. Я хотел было немедленно отправиться в свою комнату идоверить бумаге все, что только что довелось увидеть. Однако мать остановиламеня.

— Скажи, как мы можем помочь ему обрести плоть? —настаивала она.

— Думаю, младенческие тела не годятся для этойцели, — заметил я. — Попробуйте проделать то же самое с теломвзрослого мужчины. Лучше всего выбрать тело того, кто слаб духовно ифизически, — возможно, человека, находящегося на волосок от смерти, неспособного оказать сопротивление, человека, близкого по силам младенцу. Бытьможет, Лэшер сумеет войти в него.

— Но он сам утверждал, что должен вырасти из детскоготела. Из тела новорожденного младенца. Младенца, подобного тому, что некогдалежал в яслях.

— Лэшер так сказал? Когда? — Я чувствовал, чтонеобходимо запомнить это признание Лэшера и взять его на заметку вместе сдругими невольными оговорками призрака.

— Он сказал, что войдет в тело ребенка, и это будетдитя могущественной ведьмы, — поясниламать. — Но его непременнодолжен принять в себя именно младенец, подобный младенцу Христу. Но ты толькоподумай, какими возможностями мы могли бы обладать, если бы уже сейчас сумелидаровать ему плоть! Представь, ведь впоследствии мы смогли бы точно так жевозвращать к жизни мертвых.

— Вы в этом уверены?

— Иди сюда, — поманила меня мать.

Она взяла меня за руку, а потом опустилась на колни ивытащила из-под кровати небольшой сундучок. Она подняла крышку, и внутри яувидел множество маленьких куколок, сделанных из человеческих костей и волос. Всеони были одеты в искусно сшитые наряды. Вы тоже видели этих кукол, Майкл, ноуже полусгнившими, рассыпающимися в прах. А тогда тлен еще не успел ихкоснуться, и они лежали передо мной во всем своем великолепии — в кружевах иатласе, среди жемчужных ожерелий и драгоценных камней. Мне показалось, чтопристальные взгляды их глазок-бусинок устремлены прямо на нас.

— Вот они, мертвые, — прошептала мать. —Узнаешь? Это Мари-Клодетт.

С этими словами она взяла в руки куклу с седыми волосами, вплатье из красной тафты. Похоже, она была сшита из чулка, набитого чем-то вродемаленьких камешков.

— Здесь обрезки ногтей и кусочек кости ее руки, которыйя взяла из могилы, а еще волосы, множество волос, — сказалаМаргарита. — В час, когда она испустила последний вздох, я взяла из ее ртанемного слюны и потом смазала ею лицо куклы. А еще я сохранила немного крови,которой ее рвало перед смертью, и натерла этой кровью тело куклы. А теперьвозьми куклу — и ты увидишь, что Мари-Клодетт по-прежнему здесь, с нами.

Маргарита вручила мне миниатюрную фигурку, и в то жемгновение перед глазами у меня что-то вспыхнуло и я увидел живую Мари-Клодетт.От неожиданности я резко отпрянул. Потом опять пристально вгляделся в лицокуклы и сжал ее в кулаке. И еще на миг перед глазами возникла Мари-Клодетт —неподвижная, но живая, она устремила на меня горящий взор. Я позвал ее, ноответа не последовало. Я призывал ее вновь и вновь, но она появлялась лишь намгновение и исчезала, так и не сказав мне ни слова.

— Все это ерунда, — с досадой бросил я. —Мари-Клодетт здесь нет.

— И тем не менее это она, — возразила мать. —И она разговаривает со мной.

— Не верю. — Я в который уже раз что есть силысжал куклу и произнес вслух: — Grand-mere, скажите мне правду.

И тут где-то в глубине моего сознания прозвенел тоненькийголосок:

— Я люблю тебя, Джулиен.

Разумеется, я догадывался, что со мной говорит вовсе неМари-Клодетт, а не кто иной, как Лэшер. Однако доказать это я не мог.

Тогда я решился на отчаянную выходку. Громко, так, чтобыменя слышала мать, я вопросил:

— Мари-Клодетт, Мари-Клодетт, моя обожаемая бабушка,помните ли вы тот день, когда под грохот оркестра мы похоронили в саду моюдеревянную лошадку? Помните ли вы, как горько я плакал? Помните ли вы стишок,что рассказали мне тогда?

— Конечно, помню, дорогое мое дитя, — раздалось вответ, и перед взором моим возник знакомый образ. Думаю, мать тоже видела его.Мари-Клодетт стояла пред нами во всем блеске своей красоты и элегантности,именно такая, какой я видел ее в последний раз и какой запомнил на всюоставшуюся жизнь. На этот раз прошло довольно много времени, прежде чем видениерастворилось в воздухе.

— Стихотворение… — повторил я. — Прошу вас,помогите мне вспомнить его.

— Обрати свои мысли в прошлое, дитя мое, и тывспомнишь, — ответил призрак.

— Да, да, конечно! — воскликнул я. — Скачи,скачи, моя лошадка, скачи в небесные поля!