Что же делать? Что мне делать? Я… Я не знаю… Неужели нет другого выхода? А если даже попытаюсь посоветоваться с Элвином, то, естественно, он скажет мне «нет». Он будет готов пожертвовать собой. А я? Как мне тогда быть?

     — Ну ты и стерва… — сквозь зубы бросила я в сторону девушки.

     — Эй! — всплеснула она руками. — Я всё-таки демон, как никак. Положение обязывает.

     — Да пошла ты, — вновь огрызнулась, после чего направилась зеркалу, схватив его за раму, а после… силой толкнула на пол, заранее убедившись, чтобы оно упало на что-нибудь острое и твёрдое.

     Прозвучал звонкий оглушающий треск битого стекла, после чего весь мир перед глазами погас и вспыхнул с новой силой. Так ярко… Очень ярко. Что это? Солнце? В мире демонов? Хотя нет… Эта комната… Она не принадлежит замку. Это больше напоминает больницу. Да. Больница из моей прошлой жизни. То есть?.. Прошлой?

     Осмотревшись, я поняла, что лежу на койке, а к телу прикреплены датчики отслеживания жизненных показателей, а также капельница. Из-за окна слышны проезжающие машины, из коридора — топот чьих-то шагов и женский механический голос, сообщающий врачу, в какую палату зайти.

     На голове я почувствовала что-то тугое. Бинт? Да, точно. Бинты, а под ними что-то плотное. Но стоит лишь слегка нажать, как голова тут же раскалывается. Лучше не трогать…

     — Что же?.. — вырвалось у меня, но закончить я не успела. Дверь в палату открылась, и в неё вошёл мой секретарь. Молодой парнишка с вечно взлохмаченными волосами.

     — А?.. — только и смог он произнести, после чего букет цветов, который он принёс, в то же мгновение упал на пол. — Босс?.. Вы… Вы очнулись?.. Как же?.. — он начал задыхаться и плакать. — Я… Я сейчас!.. — пообещал он, после чего выбежал в коридор. — Кто-нибудь! Доктор! ДОКТОР!!! Босс вышла из комы! Босс очнулась!!! Быстрее!

     Как мне сказали, я пролежала в коме четыре месяца.

     Четыре месяца моей жизни ушли в никуда.

     За это время моё тело ослабло, кожа стала сухой, неухоженной и морщинистой, а волосы сильно отрасли, покрывая плечи. Но даже так я была жива.

     Отчасти…

     Первым, кто встретил меня со слезами на глазах, был мой секретарь. Как выяснилось, он всё это время чувствовал вину за произошедшее. Хотя я не винила его. Я вообще мало что помнила с того дня. Я смотрела на него, на врачей и медсестёр, которые бегали вокруг меня, но чувствовала… отстранённость. Словно всё чужое. Абсолютно всё. Даже та женщина, что отражается в зеркале. Я её знаю, но не узнавала.

     Но врачи заверили, что это нормальная реакция после пребывания в коме. Многие вообще теряют память, а я даже своих сотрудников узнаю. И всё же ощущение пустоты беспокоило меня.

     За время пребывания в коме мышцы немного атрофировались и ослабли. Я, кто в прошлом мог практически весь день провести на ногах в быстром темпе, теперь едва десять метров проходила, как уже уставала. Именно поэтому мне назначили процесс реабилитации. И туда входило всё: начиная от осмотра тела на состояние физического здоровья, заканчивая посещениями психологов, которых я больше всего ненавижу. Их основная задача — вскрыть тебе голову и заглянуть, что там творится. Но лучше бы мне лоботомию сделали.

     И всё же я должна признать, что моё состояние нельзя назвать нормальным. Мне нужна помощь, поэтому, выбрав более-менее нормального специалиста, я стала регулярно посещать его занятия. Там и поделилась тем, что успела пережить… вернее… видела во сне, пока лежала в коме.

     Я знала, что он мне скажет.

     Знала, как объяснить, что я видела.

     Знала, на что начнёт акцентировать моё внимание.

     Знала… Но всё равно говорила.

     В итоге, врачи, как и психологи, лишь объясняли моё состояние с медицинской точки зрения. После аварии мой мозг был повреждён, и, таким образом, он лишь защищался: внушил себе воображаемый мир, где у меня были друзья, родня, работа и любимый человек. Моё собственное сознание создало всё это, намеренно выстраивая удобные условия, где я бы могла развиваться. Всё для меня и моего комфорта. Ведь это всё нереально. Такого не может быть в реальности.

     И я, конечно, с этим была согласна. Это нереально. Этого не может быть. Ненаучно, невозможно, безумно! Я соглашалась со всем, что говорили мне врачи. Подстраивалась под их советы, чтобы быстрее пойти на поправку. Улыбалась, когда это требовалось, грустила, когда на это располагала ситуация. Иными словами: становилась такой, какой меня хотели видеть другие. Но так ли это было на самом деле?

     Хоть я и понимала, что мой сон длиною в несколько месяцев — иллюзия, я не могла согласиться с тем, что и чувства были ненастоящими. Всё, что я испытывала, было реальнее, чем вся моя жизнь в этом «реальном» мире.

     Но я продолжала улыбаться и притворяться, что всё прекрасно. Врачи и на это указывали. Говорили, что какое-то время я не смогу привыкнуть к новым условиям. Буду чувствовать себя некомфортно.

     Некомфортно… Какое забавное слово. И это ещё цветочки.

     В больнице меня постоянно навещал мой секретарь и не только он. Так же ко мне приходили и мои родственники. Как выяснилось, пока я была в коме, младшая сестрица окончательно переехала ко мне в квартиру под предлогом того, чтобы присматривать за помещением. Она смотрела мне в глаза и уверяла, что прибирается там чуть ли не ежедневно: поливает цветы, везде протирает пыль… И чёрт с ним, что у меня изначально там даже намёка на цветок не было.

     Позже я, конечно, выяснила, что сестрица так и не устроилась на работу. Она продолжает находить себе «папиков» для существования. Но поиски всё чаще и чаще заходят в тупик, а деньги нужны постоянно, так что она нашла своеобразный выход. Так как я в коме, а все деньги хранятся в банках, она решила начать продавать мою мебель и технику из дома. При этом будучи абсолютно уверенной, что потом, когда она выгодно выйдет замуж, то всё вернёт с процентами.

     При этом у сестрицы возник конфликт с родителями. Пока я работала, как проклятая, и регулярно высылала им деньги, их особо не заботило, как живёт младшая дочь. Вернее, стоило мне поднять эту тему, как сестра сразу плакала, обвиняя меня в безразличии и чёрствости, ведь она «так юна и ищет себя». Но, когда бесплатный банкомат залёг в больницу и доступ к деньгам был закрыт, родители обратились за финансовой помощью ко второй дочери, но та… и так ясно. Даже о себе побеспокоиться не могла, не говоря уже о семье. Вот тут-то у них и открылись глаза. Их милая младшая доченька на самом деле та ещё ветреная особа, которая даже не представляет, что такое «жить самостоятельно».

     Именно поэтому, когда всё семейство было у меня в палате, я чувствовала себя странно. Они намерено игнорировали младшую дочь, изредка бросая в её сторону что-то вроде фраз: «бесполезная», «нахлебница», «куртизанка», «глупая» и так далее. Ко мне же относились с бережностью и трепетом. Словно я состояла из хрусталя.