глянула на длинноволосого. Надо признать, что у старушки были стальные яйца. Лицо ее не выражало абсолютно ничего. Ее внучок был много жиже. Много. Пару секунд они обменивались взглядами.

— Расскажи им, Хесус.

— Вначале они искали перевозчика здесь, господин старший инспектор, — выдавил тот, — но наши отказались, там была какая-то ученая байда. С этими умниками можно влететь в неприятности, а то и вообще все потерять. Помните тех двух коржиков, что раскурочили рентген в Святом Иоанне? Их еще приняли в порту…

— Зато теперь их можно видеть в темноте, чувак. Очень удобно, если отрубят свет, — оживился толстяк. — Короче, давай по порядку: кто искал? Когда искал?

— Щавель с «Питоном». Звать вроде Мейерс. Он тут долго ошивался. Ему нужно было что — то перебросить на ту сторону. Но никто не согласился. Потом он свалил. Было это пару месяцев назад…

Прерывая его, в дыре опять появился неугомонный сосед, заявивший, что вызвал полицию, и сейчас она накроет все наше змеиное гнездо разом. Некоторым, чтобы существовать в этом унылом мире, непременно надо быть несчастным. Без геморроя они быстро склеивают ласты. Их готовность жертвовать собой из-за какой-нибудь ерунды не дает соскучиться, даже если эта ерунда — всего лишь дыра в стене. Соседи вызывают изжогу и слюноотделение. Они горят этим священным пламенем, пока не получают соответствующую обратку, запутывая и так запутанную жизнь донельзя.

Толстый, разозленный вмешательством, привстал с дивана и, осторожно обойдя телевизор, двинул недовольного правой. Прямо через дыру. Тот исчез, где-то за стеной, судя по грохоту, выломав по пути дверь. Сунув голову в отверстие, его величество веско произнес несчастному вслед.

— Никогда, слышишь чувак, никогда не говори мне под руку, сечешь?

Я усмехнулся, возражать взбешенному Мастодонту, мог только полный идиот. По телевизору беззвучно шел показ мод. Модели отрывисто двигались по подиуму, словно через пару секунд у них начнется ломка, и они попадают с каблуков, выставив вверх острые колени. Затем вышел какой-то педик в цветастом платке. Он жал сам себе ручки умильно улыбаясь гостям. Миллионы, которые он зарабатывал на тряпках, позволяли ему улыбаться.

Никогда. Никогда. Никогда не говори под руку Мастодонту, я прикрыл глаза. Есть правила, нарушать которые не следовало. В жизни вообще много правил, преступив которые, оказываешься в совсем безнадежной ситуации.

— Так он был один, этот Мейерс?

— Путался с какой — то бабой. Говорил, что без нее ничего бы не вышло. Вроде она там что — то организовала. Что — то связанное с наукой. Я особо не вникал. Дело тухлое.

— Что за баба? Как зовут?

— Никто не знает, — тощий Хесус развел руками. — Она не из наших, господин старший инспектор.

— Мы, правда, об этом ничего не знаем, Эди. Ты же понимаешь? — мягко заверила мама Ангелопулос. Свет, падавший из окон, освещал ее честные слегка выцветшие глаза. Она смотрела на нас, а руки продолжали автоматически двигать спицами, вязанье приросло уже на пару дюймов. Я ей почему-то верил. Но все же задал мучивший меня вопрос.

— Вам знакома фамилия Левенс, миссис Ангелопулос?

— Нет. А что он возит? — она была стойкой бабулей — мама Ангелопулос, очень стойкой, и все же бросила взгляд на мои руки. Это было простительно. Странно, когда ты сам не замечаешь того, что вызывает внутренние судороги у собеседников. Все эти шрамы, подживающие ногти, синева под глазами. И еще более странно было встретить настоящее сострадание там, где его в принципе не должно было быть. Ни единой крошки милосердия. Абуелита твердо смотрела мне в глаза, ожидая ответа.

— Так. Ничего, — я пожал плечами, ничего он не возит и мои подозрения стали совсем уже беспочвенными. Доктор был чистым как ангел. И никаких зацепок. Мейерс, теперь мы знали фамилию первого, мертв. Больсо тоже. Кто-то бродил с «Питоном» за поясом. Моба засопел и, посмотрев на меня, развел руками. Мы узнали, все что могли. Пара небольших светлых пятен на темной картине. Из — за стены слышался стон и треск — очнувшийся сосед покидал поле битвы.

— Если что-нибудь узнаете, сообщите нам, — беспомощно произнес я.

Бабуля кивнула и ласково улыбнулась.

— Может быть пообедаете, а, Эди? — к моему удивлению, его величество отрицательно мотнул головой. Не сегодня, мама Ангелопулос.

Не сегодня. На прощанье тощий Хесус, повинуясь взгляду так и не покинувшей кресло бабули, всучил нам коробку сигар. В знак уважения, как он сказал. Бандероли на коробке, конечно, отсутствовали. Проходя по коридору, я обратил внимание на тюки с тряпками. В полутьме было плохо видно, но мне все же удалось разглядеть надпись «Гельвин Гляйн» на каждом. Вспомнив джинсы детектива Соммерса, я рассказал о его недавнем приобретении спускавшемуся по лестнице толстяку. Тот заржал, вспугнув голубей, сидевших на окне.

— Этому павлину, Макс… — произнес он и, не договорив, провалился сквозь гнилые перекрытия площадки вниз. В каморку консьержа, мило развлекавшегося с бутылкой виски. Приняв его величество за первое видение приближающейся белой горячки, тот набросился на старшего инспектора с кулаками. Не успевший прийти в себя после падения Мастодонт, осыпаемый ударами, ворочался в обломках как медведь в буреломе.

Бедняга, прилетало ему неслабо, оппонент оказался крепким малым. Такие сначала бьют, а потом разбираются что к чему. Консьерж внутреннего сгорания лупил кулачищами наотмашь. В ответ мистер Мобалеку лишь слабо крякал и пытался достать того прямыми. Каморка ходила ходуном. Поглядев на этот цирк пару секунд, я перескочил через вставшие дыбом доски и бросился вниз на помощь. Меня распирал смех.

Когда, наконец, возня утихла. Мы выбрались из приюта мамы Ангелопулос, прихватив в качестве компенсации недопитую бутылку противника.

— Зубы я сложил в твой левый карман, чувак! Проверь, все ли на месте! Теперь Маржолена отсыплет тебе кулек карамелек, — обижено орал толстый в открытые двери, противник не отвечал, потому что лежал в беспамятстве. — Ну, не с’ка, а, Макс? Я, кажется, сломал ногу.

Действительно, монументальная ступня ощутимо припухла, распирая порванный сланец. Мистер Мобалеку тяжело хромал, опираясь на меня. В довершении всего оказалось, что пока мы беседовали с бабулей и внучком, машину Мастодонта вскрыли. Воришки отогнули матерчатый верх и опустили стекла. К моему удивлению, ничего не пропало, древняя кассетная магнитола была на месте и пластиковый пес, качавший головой на панели тоже.