Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в глазах мамы столько надежды. Столько волнения. Такое желание быть счастливой. И снова Дан почувствовал себя главным. Он выдает маму замуж. Замуж за мужчину, который пообещал стать ее опорой.
Все это было очень просто и очень сложно одновременно. Разум и эмоции. Разум твердил, что все правильно, эмоции же захлестывали, и Дан сильно переживал, но старался контролировать себя.
В целом вечер прошел хорошо, в обсуждении предстоящего события, завтрашней лекции Дана и будущего торжественного открытия Отрадного, куда мама хотела попасть, но планировать боялась. Она стала очень суеверной, хотя раньше такой привычки за ней Дан не замечал.
В конце он сыграл для мамы несколько пьес. Это было впервые за очень долгое время. С тех пор, как Женя уехала после своего неожиданного визита. Конечно, период без инструмента дал о себе знать, Дан сделал несколько ошибок, но, полагаясь на мышечную память, в целом справился.
Домой он вернулся уже в половине двенадцатого, а на следующий день поехал читать пробную лекцию. Как Назар и предрекал, аудитория была заполнена. Студенты быстро включились, и Дан чувствовал их внимание, их интерес к предмету. По ходу выступления он даже подумал, что в следующий раз надо будет подготовить для них вопросы, чтобы наладить обратную связь.
Хотя какой следующий раз, если Дан не давал Назару согласия?
Тем не менее интерес к его кандидатской у слушателей имелся, и Дан был рад поделиться собственным опытом. Он знал, что за компьютерной лингвистикой будущее. И она, как и любая другая наука, не стоит на месте. Она развивается, идет вперед.
Лекцию он закончил так же, как совсем недавно завершал семинары – английской идиомой.
The wish is father to the thought[42].
А чему хочет верить он?
Он хочет верить, что Женя его любила. Что она его вспоминает и, может, даже скучает. И что не забирает Тоби специально.
Только вот то, во что ты хочешь верить, часто не отражает реальности.
А реальность такова, что ее сердце свободно, что она катается с Сеней и, может быть, строит с ним совместные планы. И это значит, что их с Даном история подошла к концу.
Как это пережить, Дан не знал. Но ведь пережила же как-то мама развод с отцом. И свое одиночество. А сейчас выходит замуж.
Не он первый, не он последний.
И вообще, выходные пробегают быстро, уже воскресенье, и пора ехать к Сереге с Дашей, обсуждать сценарий их британского квеста.
А завтра понедельник – и день снова занят.
Дан взял с тумбочки в прихожей ключи от машины и вышел из квартиры.
3
Въезжая во двор дома, где жил Дан, Женя сразу заметила знакомый серый «Порше», который трогался с места. Значит, Дан куда-то уезжает. Он ее не заметил. За «Порше» вскоре пристроился «Мерседес», а Женя, чуть сбавив скорость, пристроилась уже за «Мерседесом». Конечно, можно было бы позвонить, и, наверное, Дан остановился бы. Но она почему-то решила ехать за ним.
Куда Дан собрался? К маме? По работе?.. К другой девушке?
Вереница из трех машин выехала на дорогу, «Мерседес» обогнал «Порше», и теперь Женя ехала четко за Даном. Он не мог ее не заметить. И все же продолжал свой путь, не сбавляя скорости и не делая попыток припарковаться у обочины.
В таком режиме они проехали уже два светофора. Что за черт?! Женя начинала злиться, а еще у нее болела голова, и приходилось делать усилие, чтобы концентрироваться на дороге. А еще становилось прохладно. Хотя почти все прохожие одеты уже по-летнему. Оно и понятно: тридцать первое мая, последний день весны. Женя решила повысить температурный режим в салоне.
«Порше» включил правый поворотник, а потом свернул на узкую улочку во дворы. Женя последовала за ним, а затем решилась на маневр. Она выехала на пустую встречную полосу, прибавила скорость и сделала то же самое, что осенью сделал Дан, – начала прижимать его к обочине.
Она не позволит так с собой обращаться! Она заставит его выслушать все! «Порше» тут же остановился. Дан опустил стекло.
– Не выйдешь? – с вызовом спросила Женька.
– Не могу. Ты меня заперла.
Женя проехала дальше и остановила машину перед «Порше», после чего вышла на улицу. Дан ее ждал. Стоял такой спокойный, словно ничего не происходило. Словно она чужая, так, какая-то знакомая. Словно ничего для него не значит. Руки в карманах джинсов, светлая майка, челка эта проклятая, до которой тут же захотелось дотронуться и убрать с глаз.
В голове гудел колокол. Женя даже мотнула головой, но стало только хуже. И все добрые, умные, заготовленные заранее слова куда-то делись.
– Ты видел, что я за тобой еду?
– Видел.
– Почему не остановился?
– Я подумал, что ты могла ехать по каким-то своим делам. Ты ведь даже не сказала, что вернулась в Москву, – его голос звучал буднично.
– А разве тебе это так важно: вернулась я или нет? Разве тебе важно, как я откаталась в Сочи? Разве ты знаешь, что я уже давно закончила там выступать и успела слетать в Питер? Без тебя! И была в «Беранже»! Тебе же все равно! Потому что ты посмотрел какой-то дурацкий ролик, где я ставила на место зарвавшуюся Лизу, и сразу во все поверил! А может, тебе вообще было выгодно в это поверить? Может, ты только и ждал случая, чтобы выбросить меня из своей жизни?
Женю несло, с каждым сказанным словом она понимала, что говорит совсем не то, что очень обижает его и окончательно все рушит. Она выкрикивала эти слова, сама приходила от них в ужас и не могла остановиться. Обида, боль, злость – все выплескивалось наружу. А он стоял неподвижно и слушал. С каменным лицом.
Ей хотелось закричать: «Останови меня! Не давай мне все это говорить!»
Но Дан молчал.
И Женька продолжала.
– Я так ждала тебя в Сочи, дура. Мог бы сразу сказать, что все. Все, да?
Он молчал. Она приняла его молчание за согласие и сказала хрипло:
– Тогда мне надо забрать вещи.
– Для этого вовсе не стоило гнаться за мной по Москве, Эжени. У тебя есть ключи. Зашла, собрала вещи, ключи оставила в почтовом ящике.
– Именно так я и сделаю.
– Если это все, что ты хотела сказать, тогда я уезжаю.