неловкое движение, хруст ветки – сладкий миг для готового к сражению духа!

Свирь облизнулся, прислушался: есть кто-то рядом? Нельзя дожидаться в засаде, тебя самого обнаружат или нанесут удар в спину. Пружинистым шагом он прокрался вперёд. Среди вечернего стрёкота птиц и скрипа деревьев вдруг щёлкнул металл, зазвенели рассыпанные патроны, ребристо скользнула пружина, загнанная в автомат. Свирь поморщился и прокрался обратно к пустынной норе. На камне у входа сидел,скрестив ноги, Вольга. Два его боевых топора лежали поблизости. Отложив их, он любовно перебирал изукрашенный рунами автомат.

– Мешаеш-шь, – зашипел Свирь, как змея.

– Перетерпишь, – пробурчал здоровяк. Кроме них возле норы никого. Но вдруг за гущей еловых ветвей мелькнула тень. Свирь успел увернуться и нож просвистел рядом с горлом. Даже не оглянувшись, он отбил чужой выпад ладонью, уклонился от второго удара и подсёк ногу противника. Враг отпрянул, Свирь атаковал снова и снова, не ослабляя злобного натиска. Каждый удар – смертельный, острая сталь метила под ребро, в печень, в глотку или в артерию. Свирь умудрялся голыми руками отбивать чужой нож, без единой царапины.

Вольга передёрнул затвор только что собранного автомата, довольно ухмыльнулся и вновь принялся за разборку оружия. Взгляд его не касался товарищей, сцепившихся в драке. Он вскинул глаза, лишь когда Свирь уронил Саву на спину. Колено безухого Свиря прижало шею Савы к земле, но не так чтоб сломать позвонки, а только чтобы помучился.

– Ловчей надо быть, – потянулся Вольга на камне с ленцой. Свирь сплюнул загустевшую в драке слюну и позволил Саве подняться.

– Огнепалом не бряцай, не слыхать ничего, вот и не вышло ловчее! – Сава поморщился, растирая пережатую шею. – Выродился, аки кабан со свиным рылом и копытами хуже сохатого топашь, а ещё поучашь меня подбираться!

Вольга отложил автомат и взялся за топоры. На губах Свири заиграла поганенькая ухмылка.

– Что, добрехался, Савушка? Теперь тебе не с кабаном, а с аркудою силой тягаться!

Вольга подходил, не спеша раскручивая топоры, как будто и драться ленился. Но в его кряжистом теле ощущалась готовая наброситься сила. Сава нагнулся, достал нож и примерился, но схватиться с Вольгой ему не довелось. Из пустой норы вышел Яр: под распахнутой курткой голая грудь, на лице чернеют полосы сажи – Очи Тьмы, хранящие душу от тёмных сил – на плечи накинута светлая шкура. Вечер выдался тихий, прохладный, изо рта вырывались облачка пара. За спиной у него висела винтовка с засечками и царапинами, к бедру пристёгивались ножны с заветным клинком.

– Ох-вей, Яр, да на тебя глядеть боязно! – рассмеялся Свирь. – Многу-ли собрался навоевать?

– За одной жизнью иду – осемнадцати Зим в Монастыре спрятанной, и набегмать моя не дозволяла. Кто со мною против воли Белой Волчцы пойдёт?

Состайники переглянулись, ожидая, кто первым ответит. Яр мог приказать им идти, тогда бы всё стало проще, но вожак хотел, чтобы они сами вызвались переступить черту. Дерзость и своеволие Навьих Рёбер известны. С ними не мог управиться даже Сивер, они слушались только Яра. И всё же, им впервые пришлось выбирать между Пастырем и приказом ведуньи. Как не крути, здесь придётся отвечать шкурой.

– На Монастырь ходить – не оседлышей резать, – опасливо начал Вольга. – Стены-то каменные, мужики ратные, свет повсюду, да и псы Волка чуют.

– Накличем беду на весь род, ежели за черту переступим! – остерёг Сава. – А коль попадёмся? Доля с Недолею наузы на коште повяжут, и некому сие лихо проречь без ведуньи.

– Решайся, дюже не мысли! – воскликнул Свирь и примкнул к Яру. – Хвосты обгадили, щено? А как Мать-Волчца приказала охотникам воду похитить из Монастыря, о сём позабыли?

– За водою матёрые хаживали, те горазды, – пробурчал Вольга, сплюнув. – Настоятелю попадутся, так сдохнут скорее – о норе не расскажут.

Стоило помянуть о предателе, как в глазах Яра вспыхнула ненависть. Доведись ему встретить выродка лицом к лицу, он бы лично всадил в него нож и проворачивал, пока тот не сдохнет. В племени проклинали само имя отступника и вспоминать про него не любили.

– За дщерью его нынче пойдём, – Яр поднял голову и взглянул на вечереющее небо. – За той, кою в крестианском караване не заколол.

– Ты ж сказал, что зарезал её? – вспомнил Сава. Яр стянул платок с руки обмотанной цепью, вечерний ветер подхватил его и заиграл голубой бахромой, словно сам платок хотел вырваться из хватки Волчьего Пастыря.

– Сие будет местью от матери. Предатель променял наш род на крестианцев, бросил племя на смерть. Покуда мы были слабы́, он ведунью заставил договор на крови заключить. Дух из гада Монастырского вытряхну – за неё и за нас, за обиду.

– Режь паскуду! Токмо дочку его мне отдай, когда наиграешься с нею, – облизнул губы Свирь. – Вдвоём на охоту пойдём, никого нам боле не надоть. Пущай робеют, два дуботолка, покуда мы за род поквитаемся.

– Гляди-ка ты, и одноухий туда же! – Вольга подтянул пояс и сам вышел вперёд. Свирь смерил его острым взглядом, но здоровяк и бровью на него не повёл. – Ежели будет драка какая, то и я с тобой, Яр. Кто во всём племени поперёк мести встанет? Да и к тому ж, явятся сюда чужаки, спросят, как жили мы столько Зим с крестианцами, об измене прознают, и что за неё не отплачено – ведунье срам, а мы ей с местью поможем, глядишь лучше получится.

– Один блудодум, второй сняголовь сиволапый! У вас башка корою покрылась? – Сава издевательски постучал себе по лбу рукояткой ножа. – Надумали к ратникам