тканях двадцати трех из более чем сорока пациентов Мемориала и «Лайфкэр», умерших в период стихийного бедствия. Миддлберг проводил исследования по тысячам дел, и концентрация препаратов в телах пациентов показалась ему чересчур высокой. Это заставило его задуматься: слишком уж цифры выделялись на фоне остальных.

И все же токсикологическое исследование тканей умерших не давало столь однозначных результатов, как, скажем, исследование крови живых больных. То, что тела долгое время пролежали на жаре, вполне могло повлиять на концентрацию интересовавших экспертов веществ. Миддлберг посоветовал своим коллегам внимательно изучить историю болезни каждого из умерших и сопоставить записи в ней с цифрами, полученными из лаборатории. Группа экспертов погрузилась в чтение медицинских карт.

Им нужно было ответить на целый ряд вопросов. Например: можно ли трактовать результаты лабораторного исследования таким образом, что пациенты получили одну массированную дозу препаратов незадолго до смерти, или же лекарства вводились им регулярно и в результате попросту накопились в тканях, что и привело к их высокой концентрации? А что можно сказать в этом смысле о пробах пациентов, страдавших болезнями печени и почек, из-за чего вывод определенных препаратов значительно замедлялся? Можно ли сказать, что введение комбинации двух препаратов, морфия и мидазолама, было противопоказано больным, имевшим подобные проблемы? Следует ли считать, что большие дозы упомянутых препаратов, которые, как известно, угнетают дыхательную функцию, опасны для пациентов, не подключенных к аппаратам искусственной вентиляции легких? За какое время указанные препараты радикально снижают частоту дыхания и кровяное давление и соответствуют ли эти данные времени смерти в тех случаях, когда оно известно?

Сначала эксперты внимательнейшим образом изучили все документы, касающиеся «мисс Элис» Хацлер, девяностолетней пациентки «Лайфкэр», которую лечили от пневмонии. Морфий и мидазолам были обнаружены в тканях ее печени, мозга и мышц. Но эти препараты, если судить по медицинской карте, которую перестали вести всего за несколько часов до смерти больной, официально зафиксированной патологоанатомом Скиннером в четверг, 1 сентября, пациентке не прописывались. Еще в среду днем она чувствовала себя «сравнительно неплохо», а в ночь со среды на четверг медсестры не обозначили в медкарте никаких жалоб на боль или дискомфорт, которые требовали бы введения сильнодействующих препаратов.

Хацлер была одной из девяти пациентов «Лайфкэр», тела которых обнаружили на седьмом этаже Мемориала и которым были введены либо сразу два препарата – морфий и мидазолам, либо один из них. Утром 1 сентября всех их видели живыми, и все они, как было записано в медицинских документах патологоанатомом больницы, к полудню уже были мертвы.

На листке бумаги с фамилией «Хацлер» Вехт написал слово «убийство» и дважды энергично его подчеркнул. То же самое он написал под фамилиями еще семи из оставшихся восьми пациентов, размещавшихся на седьмом этаже, в том числе Эмметта Эверетта, Уильды Макманус и Роуз Савуа. Под именем Илэйн Нельсон, матери Кэтрин Нельсон, медкарта которой свидетельствовала о том, что в четверг утром пациентка находилась при смерти, Вехт указал нечто другое – а именно «причина смерти не определена». По мнению же Бейдена, убийство имело место во всех девяти случаях.

Эксперты также изучили материалы, касающиеся умерших пациентов реанимационного отделения, которое располагалось на восьмом этаже. Дженни Бёрджесс, семидесятидевятилетней бывшей медсестре, был диагностирован запущенный рак матки с метастазами. В среду, 31 августа, больную осмотрел доктор Эвин Кук, в страшную жару добравшийся до реанимации пешком по лестнице. В медкарте Бёрджесс указывалось, что в среду некая медсестра семь раз вводила ей по 15 миллиграммов морфия в промежутке между 2:10 и 3:35 дня – якобы следуя указаниям Кука. Такое количество морфия – 105 миллиграммов в течение полутора часов – в пять раз превышало дозы, которые до этого пациентка получала в больнице в течение целого дня. Морфий ей вводили сравнительно небольшими дозами, обычно с часовыми промежутками и всего от двух до четырех раз в сутки. Самая большая разовая доза, зафиксированная в истории болезни, составляла 6 миллиграммов. С семи утра среды, 31 августа, медсестра сделала ей всего один угол, введя 4 миллиграмма. Так или иначе, поскольку Дженни Бёрджесс страдала тяжелейшим онкологическим заболеванием и уже получала морфий до этого, Вехт в своих заметках написал, что в ее случае «нет явных, убедительных свидетельств того, что было совершено убийство». Он пришел к выводу, что причину смерти Дженни Бёрджесс следует считать неустановленной, и порекомендовал не включать ее случай в материалы судебного дела.

В тканях тел еще двух пациентов, которые оставались в реанимационном отделении после того, как остальных больных эвакуировали, тоже был обнаружен морфий, но в относительно невысоких концентрациях. Поэтому Вехт решил, что в этих двух случаях речь об убийстве не идет.

Помимо медкарт девяти пациентов с седьмого этажа и Дженни Бёрджесс эксперты также внимательно изучили материалы, касавшиеся девяти больных Мемориала и «Лайфкэр», которые в четверг, 1 сентября, когда проводилась эвакуация, находились в вестибюле второго этажа. Их смерть официально зафиксировал патологоанатом Скиннер. В пробах тканей всех этих пациентов и еще одной умершей больной, Мерл Лагасс, также был обнаружен мидазолам, а у пятерых – помимо него и морфий. Троим большие дозы морфия назначила доктор Анна Поу. Документы, свидетельствующие об этом, были найдены во время официального обыска в больнице. Тремя этими больными были Кэрри Холл («дорогая мама»), бывший водитель грузовика Уилмер Кули и помолвленная сорокаоднолетняя мать четверых детей Донна Котэм. (Несмотря на то, что всем им был прописан морфий, в тканях двоих из них были обнаружены лишь остатки мидазолама.) Внимательно прочитав отчеты о вскрытии, эксперты выяснили, что у Готэм на локтевом сгибе имелся свежий след от иглы. Однако сильная степень разложения тела не позволила патологоанатому сделать обоснованные выводы о наличии у нее серьезного заболевания печени.

Перенесшая инсульт Эсси Кавалье, которая постоянно произносила слово «мама» (ранее ухаживавшая за ней медсестра была неприятно поражена тем, как с больной обращались на втором этаже), тоже умерла. В ее тканях также присутствовали остатки морфия и мидазолама в количествах, показавшихся подозрительными доктору Вехту. Напротив ее имени, а также имен многих других пациентов, умерших на втором этаже больницы, Вехт сделал пометки о том, что причиной их гибели, возможно, было убийство, но окончательную ясность в этом вопросе могло дать только изучение истории болезни.

Однако Райдер и ее коллеги все еще никак не могли получить многие из необходимых медкарт. Корпорация «Тенет» передала следствию большинство историй болезни пациентов «Лайфкэр», но медицинские карты пациентов Мемориала, умерших на втором этаже, сотрудникам офиса прокурора, несмотря на все прилагаемые ими усилия, получить так и не удалось. Вехт предположил, что медкарты