же он чувствовал, что его внутренняя система ценностей и представления об этике больше не совпадают с позицией его коллег. Во всей атмосфере происходящего, в поведении других медиков что-то неуловимо изменилось, и Бальцу это не нравилось. На обратной стороне распечатки статьи о том, как компания «Тенет» урегулировала поданные против нее иски о мошенничестве, Бальц написал заявление об увольнении из больницы, в которой проработал более сорока лет. Заявление было адресовано главе отдела персонала Рубену Крестману.

До Бальца дошли слухи о том, что в годовщину урагана в одном из помещений гаража Мемориала должно было пройти памятное мероприятие. Предполагалось, что оно будет состоять из двух частей – богослужения и приема. Попасть на него можно было только по специальному приглашению. Узнав, что он в числе приглашенных не значится, Бальц, подавив обиду, решил несколькими днями позже на свой страх и риск организовать более простую, скромную и уместную церемонию поминовения умерших больных.

В первый день сентября он поставил два маленьких венка на углу Наполеон-авеню и Клара-стрит. Потом они с сестрой, работавшей в регистратуре Мемориала, взялись за руки и прочитали молитву об умерших. На церемонии присутствовали несколько охранников больницы.

До частичного открытия Мемориала оставалось несколько недель. Чуть повернув голову, Бальц среди прохожих на некотором расстоянии от себя заметил нового главного администратора больницы Кертиса Доша – высокого стройного мужчину, в недавнем прошлом финансового директора Мемориала. Пожилому врачу показалось, что Дош, торопливо проходя мимо него и собравшейся у венков небольшой группы людей, испытал неловкость.

* * *

Незадолго до годовщины трагедии в Мемориале адвокаты, представляющие интересы родственников умерших пациентов больницы и отделения «Лайфкэр», начали подавать иски в суд. По сложившейся практике, иски о врачебной халатности, повлекшей ущерб здоровью или даже смерть пациента, обычно подаются в течение года. Уже через несколько недель после урагана наиболее расторопные адвокаты начали работать с потенциальными клиентами. В газетах, на телевидении и на уличных стендах появились рекламные объявления юридических фирм, готовых взять на себя необходимые хлопоты – не только в Новом Орлеане, но и в других городах, даже в Хьюстоне и Атланте. Одна женщина-адвокат объехала на скутере весь Новый Орлеан, оставляя на разделительных полосах и у больниц таблички, напоминающие те, которые появляются на улицах в период предвыборных кампаний. «Я знаю чернокожих – меня саму воспитали чернокожие женщины», – написала эта белая женщина-адвокат по имени Тэмми Холли в электронном письме, разосланном коллегам-юристам. Она была уверена, что члены семей погибших чернокожих пациентов «в поисках ответов на вопросы обязательно проедут мимо больницы, чтобы «увидеть, где умерла мама». Тэмми Холли также удалось получить в Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения список избирателей, которые после урагана и наводнения были вынуждены сменить место проживания. По ее словам, один из ее коллег-адвокатов, зайдя к ней в офис, сказал: «Я чувствую запах денег».

Закон позволял родственникам умерших пациентов требовать компенсации не только за безвременную гибель их близких, в том числе за моральный ущерб из-за утраты их любви и душевного тепла, но и за боль и мучения, которые они испытывали перед смертью. Первый иск, связанный со смертью пациентов Мемориала, был подан уже через месяц после урагана. В январе 2006 года группа адвокатов договорилась внести в него изменения, переоформив в виде коллективного иска – от имени родственников всех пациентов, которые умерли или пострадали по причине конструктивных дефектов в системе резервного энергоснабжения Мемориала, а также непродуманности планов ухода за пациентами и их эвакуации в экстренных случаях. Решение о приеме коллективного иска должен был принять судья – с учетом возможных возражений со стороны ответчиков. Корпорация «Лайфкэр», которая выступала в роли ответчика наряду с Мемориалом и корпорацией «Тенет», стала добиваться рассмотрения дела в федеральном суде, а не суде штата Луизиана. Некоторые из ее адвокатов считали, что это даст больше шансов на успех для компании, зарегистрированной за пределами штата. В качестве аргумента они ссылались на то, что представитель федеральных властей Нокс Андресс советовал администраторам «Лайфкэр» договориться об эвакуации пациентов именно с Федеральным агентством по управлению в чрезвычайных ситуациях. Впоследствии, однако, выяснилось, что Нокс Андресс на самом деле был медбратом из Шривпорта и в рамках выделенного федеральным правительством гранта принимал участие в подготовке мероприятий на случай возникновения чрезвычайных ситуаций. В агентстве же по управлению в чрезвычайных ситуациях он никогда не работал. В итоге суд принял решение, что его нельзя считать федеральным служащим. Таким образом, дело должно было рассматриваться в суде штата.

Многие семьи умерших пациентов выступили с собственными судебными претензиями, независимыми от коллективного иска, который предлагала зарегистрировать группа адвокатов. В иске дочери Мерл Лагасс, Карен, в частности, довольно подробно рассказывалось, как некая женщина-медик, которую вроде бы звали Джейн Доу, сняла с пациентки кислородную маску еще до того, как Мерл Лагасс протащили через отверстие в стене машинного зала электроподстанции.

Сухой язык юридического документа лишь усиливал впечатление от описанных в нем событий. «В этот момент пациентка выкрикнула, что не может дышать», – говорилось в тексте иска. Далее шло изложение эпизода, когда сама больная, Мерл Лагасс, и ее дочь уговаривали женщину-медика снова надеть на пациентку маску. «Но, – констатировалось в документе, – Джейн Доу отказалась это сделать».

Карен Лагасс, выбравшись из Мемориала на одной из лодок, в итоге оказалась в переполненном новоорлеанском комплексе для проведения съездов и конференций. Когда ее доставили туда, она, опасаясь за свою жизнь, предпочла ночевать на улице.

Кто-то сказал ей, что ее мать так и умерла в больнице, но Карен отказалась этому верить. Она и ее друзья в течение десяти дней обзванивали реанимационные отделения всех лечебных учреждений, в том числе пунктов первой помощи, в Луизиане и Техасе. Затем Карен, наконец, позвонил какой-то представитель компании «Тенет» и сообщил, что ее мать находится в списке людей, которые, как предполагается, умерли во время эвакуации. Лишь через несколько месяцев Карен позволили вернуться в больничный гараж и попытаться отыскать среди мусора и обломков личные вещи ее матери – какие-то предметы, которые, возможно, уцелели и могли стать для женщины напоминанием о тех временах, когда она вместе с матерью жила в районе Лейквью, полностью затопленном во время наводнения.

Карен похоронила мать в День святого Валентина – в металлическом гробу, который работники похоронного бюро снабдили резиновым уплотнителем, чтобы смрад разложения не вырвался наружу. Карен просила их снять с тела ее матери пластиковый мешок, прежде чем положить останки в гроб. Они отказались. Это очень расстроило Карен. Она невольно вспомнила мрачную шутку доктора