огорчиться, но ей это не удалось. Лиза была счастлива, как ребенок, и наверняка втайне уже проигрывала в голове яркие картины об их совместной свадьбе. В назначенный день перед приходом гостей Алиса успела шепнуть сестре, чтобы та даже не думала ставить ее в неловкое положение своими вопросами или намеками перед Ле́роном, чему Лиза крайне возмутилась. Они обе достаточно нервничали: Алиса за себя, Лиза за нее. Она так и не понимала, почему эти двое при таких явных взаимных чувствах до сих пор держат дистанцию и делают вид, что они просто общаются, как знакомые. И объяснения Алисы не воспринимались Лизой всерьез. Ей очень нравился Ле́рон, несмотря на всю его закрытость, у нее было ощущение, что они с Алисой подходят друг другу. Лиза надеялась, что на таких общих встречах Ле́рон раскроется больше и ее осенит, в чем их проблема и чем она сможет помочь этим дурачкам. Именно такими она их и считала. Ни расстояние, ни разное мировоззрение, о котором постоянно твердила Алиса, она не считала серьезной причиной не быть вместе, ведь Алиса скоро заканчивала университет и вполне могла уехать к нему. Лиза бы даже отпустила ее. Иногда в ее голову закрадывались мысли, быть может Ле́рон женат, и Алиса знает об этом, но не хочет говорить. Хотя, зачем такое скрывать, ведь это бы все объяснило. Или Ле́рон тяжело болен. Или он глава какой-нибудь опасной финской банды. Какие только мысли не приходили в голову Лизе, но ни одна из этих причин не казалась ей достойной быть скрытой от нее. Не Алисой. Но уж причина в их разном мировоззрении вообще вызывала у Лизы смех. Она считала, что Алиса слишком молода, чтобы всерьез заморачиваться будущим. Наоборот, после отношений с Артемием ей бы пошел на пользу легкий ни к чему не обязывающий роман с человеком, к которому у нее возникли первые сильные чувства. Пусть даже потом их пути бы разошлись.

С такими мыслями Лиза очень ждала и этого дня, и надеялась на дальнейшие совместные встречи. У нее были большие планы не только на весну, но и на ближайшее лето. По такому случаю, Лиза приготовила ужин, не позволяя Алисе даже помочь. Ну, разве что с нарезкой овощей. И то с большим скрипом. Алиса не хотела омрачать ее настроения, поэтому не стала говорить, что Ле́рон есть не будет. Так и получилось. Из вежливости Ле́рон попробовал какой-то незначительный кусочек со своей тарелки. Оказалось, Константин предупреждал уже Лизу, что Ле́рон не ест чужую еду, но та надеялась, что перед ее ужином он не сможет устоять. Устоял. Но Лиза не расстроилась, ведь главное, Константину Николаевичу все очень понравилось.

Алиса переживала зря. Ле́рон был с ними таким же открытым, как с ней наедине. Видимо, тесная дружба с Константином принесла свои плоды. Ну, или Ле́рон хорошо вжился в роль. Хотя казалось, будто ему в самом деле было приятно общаться с ними. У них была абсолютно комфортная расслабленная атмосфера: они пили вино, Ле́рон, как обычно, свой виски, вели философские разговоры ни о чем и обо всем одновременно и бесконечно много смеялись. Потом взгляд захмелевшего Константина Николаевича упал на гитару, и он решил сыграть. Он признался, что по вечерам стал изредка практиковаться в этом, вдохновившись Лилей, чтобы когда-нибудь покорить своей игрой сердце Лизы. С какой-то особой нежностью обняв гитару, профессор провел пару раз рукой по струнам, звук пошел искаженный. Он попытался подстроить гитару, но смутился, сообразив, что не умеет еще этого делать. Внезапно к нему на помощь пришел Ле́рон — перехватив гитару, он быстро сделал пару манипуляций и вернул ее профессору. Тот от всего сердца поблагодарил товарища и принялся играть. Лиза была удивлена и не могла сдержать восхищения неловким, но упорным попыткам профессора покорить этот инструмент.

— Играть мне не просто, кхм, хотя в юношестве я, само собой, тоже баловался этим. Бардовские песни у костра в лагере, — Константин Николаевич мечтательно взглянул на Лизу. — Но зато пою вполне не дурно, между прочим.

Он оторвал руки от гитары и с важным видом поднял в воздух указательный палец, после чего поправил очки и склонился над гитарой, наконец, издав очень знакомую девочкам мелодию. И запел:

Верхом на звездееее, вцепившись в лучи

С луной на поводке в ночиии!

Верхом на звезде несусь навстречу ветрам

К несбывшейся мечте и снааааам…

— Ооо, жизнь, ты прекрасна! — хором подхватили Алиса с Лизой. — О, жизнь, ты прекрас-на вполне!

Они пропели эту песню целых два раза втроем и в конце захлопали друг другу. Ле́рон все время смотрел на них и посмеивался, даже не делая попыток присоединиться. Выбор песни был отличным. Лиза не переставала хвалить и восхищаться Константином Николаевичем, а он был невероятно счастлив. Его игра на гитаре была слабовата, но было видно, как он старается. А вот голос был и правда неплох. Ле́рон же подтрунивал над ним, назвав профессора хвастуном. Тот ответил ему, что он просто завидует, потому что сам не умеет.

— Кстати, Ле́рон, — внезапно обратилась к нему Лиза. — Почему наши ребята решили, что ты умеешь играть? Гера прям даже ждал этого.

— О, это я. Имел неосторожность сказать, что Ле́рон играл подростком, — виноватым тоном произнес Константин Николаевич.

— А я-то думал…, — Ле́рон ухмыльнулся.

— Правда? На акустике?

— Ты мне не говорил, — вставила Алиса.

— Разговор не заходил об этом, — пожал плечами Ле́рон. — Ничего особенного, просто пару раз попробовал. На акустике немного, чуть-чуть на электрогитаре. Но быстро надоело.

— Ну, точно, ты же не любишь музыку, — рассмеялась Алиса.

— Как это? — удивилась Лиза. — Как можно не любить музыку? Вообще никакую?

— Не люблю — слишком категорично звучит. Скорее, просто не слушаю. Никакую.

— И даже классику?

— Тем более классику. Не вызывает трепета, вопреки ожиданиям.

— Ты просто бесчувственный камень, — фыркнул Константин Николаевич. — Кого не трогает классическая музыка, тот вообще не способен ни на какие чувства!

— Хаха, не занудствуй, — рассмеялся Ле́рон. А Лиза толкнула профессора локтем, осуждающе сверкнув глазами. — Все нормально, Елизавета, меня этот выпад не задевает. Константин часто говорит мне и не столь безобидные вещи.

— Костя! — Лиза была искренне возмущена.

— Это клевета, ничего такого я не говорю, — профессор развел руками. — Но, честно, не понимаю, как можно не проникнуться Бахом или нашим Чайковским! Кстати, о классике. У меня тут есть один товарищ, вот он почти как Ле́рон в плане чувственности. Он любит посещать оперы, балет, различные постановки, но совершенно ничего в них не смыслит! И при этом постоянно пытается рассуждать