— Но тебе и не нужен такой, как я. Не смотря на мимолетную тягу к твоему свету, я все равно в итоге выбираю свою тьму. Тебе там не место. Как и мне нет места в твоем мире… Мне пора, — Ле́рон снова перевел взгляд на Алису. Он опустил ее лицо, снял с себя шнурок со своей подвеской в виде треугольника и надел на шею девушке. — Меньшее, что я могу для тебя сделать. Туда запечатана сильная защита. Носи его, если сможешь, не снимая. Только не мочи водой. Его хватит года на три, потом заряд развеется. А если будешь мочить, это произойдет быстрее.

Алиса опустила голову и сжала подвеску в руке. По ее щекам продолжали литься слезы, но, казалось, она уже примирилась с неизбежным. Ее глаза стали пустыми. В голове роились просто сотни мыслей, но она не могла вымолвить больше ни слова. Она чувствовала, будто постепенно просто падает в какую-то бесконечность, болото, черную яму, без возможности ухватиться за что-то и спастись. И просто приняла это.

— Я счастлив, что встретил тебя. Спасибо за то, что поделилась со мной своим светом и открыла мои глаза. Спасибо за воспоминания, которые ты мне подарила.

Ле́рон взял Лису за подбородок, приподнял лицо и пронзительно взглянул в ее глаза. Алиса даже не улыбнулась. Обреченно вздохнув, он обхватил ее лицо руками, прислонился ко лбу своим, замер так на миг, потом оторвался, коснулся губами этого места и опустил руки.

— Пожалуйста, не делай этого, — треснутым голосом прошептала Лиса, посмотрев на Лерона с такой болью в глазах, какой ни одно сердце, казалось, не могло выдержать. — Не сейчас, пожалуйста…

— Я должен, прости, — его взгляд изменился. В секунду из них пропала вся нежность, и вот это был снова тот самый незнакомец с непроницаемым лицом. Он резко развернулся, вошел внутрь круга и бросил последний ледяной взгляд на Алису. Она с силой сжала его подвеску, открыла рот, чтобы сказать ему что-то еще, но не успела. В следующий миг свечи разом погасли, и Ле́рон исчез.

Комната погрузилась в полнейшую темноту. Алиса так и застыла в немом крике, не веря, что она не смогла ничего сделать, не смогла его удержать. Ее ноги подкосились, она бесшумно и словно в замедленной съемке сползла по стене и опустилась на пол. Еще секунда, и всю комнату оглушили ее отчаянные рыдания. Глаза были застланы слезами, но сквозь них она словно все еще видела очертания силуэта Ле́рона, его суровый взгляд, и каждую секунду ждала, что сейчас свечи снова зажгутся, он появится в комнате и скажет, что это была шутка. Что он ее разыграл, что это в очередной раз была его дурацкая иллюзия.

Но минуты шли. Ле́рон не возвращался. Алиса стихла, но по ее лицу все еще стекали больше ничем не сдерживаемые потоки. Она безучастно смотрела перед собой, почти не обращая внимания, как очертания комнаты меняются: исчезает ткань, открывая под собой окно и впуская в комнату тусклый свет, пропадают нелепые полки по стенам, железное кольцо, а вместо них возникают как из тумана стеллаж, диван, на котором Алисе уже так полюбилось сидеть. Пропал круг на полу, изменились стены, стянулся коридор. И вот уже квартира снова стала сама собой, не оставляя и следа от прошлой иллюзии. Алиса, наконец, обратила на это внимание, странным взглядом обвела квартиру, и внезапно ее рот исказился в кривой скупой усмешке. Ей показалось это слишком нелепым: иллюзия казалась такой реальной, но растворилась так быстро, будто ее и вовсе не было. И Алиса сама себе показалась точно такой же нелепой иллюзией, которой больше нет, и которая уже не сможет вернуться.

***

Август, 2019

Чистое, голубое летнее небо внезапно затянуло мрачными серыми тучами, и начал накрапывать дождь. Люди раскрыли свои зонты, а группа стареньких китайских туристов у собора, как по команде, накинула на себя дождевики и невозмутимо продолжала бесконечно щелкать своими фотоаппаратами. Дождь пошел сильнее, и прохожие забегали кто куда: кто спрятался под крыши парадных, киосков и автобусных остановок, кто скрылся в ближайших кафешках, а кто-то продолжал спокойно идти своим шагом, даже не ускоряя его. Где-то раздались радостные детские крики и всплески луж.

У входа в парк остановился пожилой мужчина. Он посмотрел на свою промокшую и от того потухшую папиросу, раздраженно выругался и выкинул ее в ближайшую урну. Мимо него пробежала пара смеющихся молодых людей, которые прикрывались уже бесполезными мокрыми газетами, и случайно задели мужчину локтем. Тот прокричал им вслед новую порцию ругательств и, продолжая ворчать, осунулся, поплелся к дереву и скрылся под густыми ветвями. Вытащив из-за пазухи свежую сухую папиросу, он поджег ее, стиснул зубами, слегка пожевал и удовлетворенно прислонился боком к дереву. Его взгляд упал на пруд, по которому безмятежно продолжали плавать утки, невзирая на частые и сильные капли дождя.

У края пруда в одиночестве стояла Алиса. Одной рукой она удерживала большой ярко-желтый зонт, а второй то подкидывала корм этим уткам, то убирала за ухо постоянно падающие на глаза пряди светлых волос. Ее лицо не выражало никаких эмоций — ни радости, ни печали — лишь какую-то необъяснимую отрешенность. Она подкидывала птичий корм будто на автомате, не задумываясь, что она делает. Пожилой мужчина хмыкнул, перебросил папиросу с левой стороны на правую. Он работал в этом парке охранником и видел эту девушку здесь часто, но не знал ее имени. Она приходила в любое время года, в любую погоду, даже в сильный мороз. Иногда, как сейчас, угощала уток специальным кормом, иногда просто прогуливалась по парку, а в хорошую погоду сидела на краю пруда или на лавочке неподалеку и читала книгу. Он наблюдал за ней уже пару-тройку лет, а запомнил потому, что она раздражала его больше всех. Всегда чересчур счастливая, улыбчивая, аж до тошноты. Он не любил таких. Но в последний год что-то в ней сильно изменилось, а он не мог понять, что именно. И от этого изменения что-то болезненно щемило в груди пожилого охранника. Он не хотел себе признаваться, но сейчас был бы рад снова увидеть ее улыбку и услышать раздражающий смех. Мужчина быстро докурил папиросу, снова проворчал что-то и ушел в свою кибитку, оставив девушку действительно в полном одиночестве.

Алиса даже не заметила пристального внимания охранника. Она зачерпнула рукой последнюю порцию корма из пакета, кинула уткам, отряхнула ладонь и просто застыла, сжав освободившейся рукой черный кулон на груди. Она уставилась на воду, не