3. Автомобилизация расцепляет полицейские участки и локальные сообщества. Патрулировать в автомобиле – не то же самое, что патрулировать пешком. Контакты между местными жителями и участковыми сокращаются. Расширение патрулируемых зон ослабляет полицейское присутствие на территории.

4. Распространение камер наблюдения еще больше усиливает расцепление пространства улицы и пространства полицейского участка. Круглосуточное «телеметрическое патрулирование» приводит к новому витку отчуждения полицейской машины от локальных сообществ.

Второй тип сцепок и расцеплений – в духе социальной топологии.

1. На первом этапе каждое локальное сообщество существует как самостоятельный объект в сетевом пространстве. Службы дозора – один из его конститутивных элементов. Связь между локальным дозором и местным сообществом сильнее, чем между отдельными дозорами и отдельными сообществами.

2. Городская полиция формируется как единый объект со своим конститутивным ядром отношений. В него входят отношения отдельных участков с городским департаментом полиции, отношения департамента с мэрией, местной организованной преступностью и крупным бизнесом. Отношения полицейских участков с локальными сообществами ослабевают, но сохраняют свою значимость. После расследования комиссии Викершема (1929) растет напряжение между городской полицией и ФБР.

3. Полиция профессионализируется и утрачивает свои «неспецифические» функции (прежде всего, функцию социальной работы), становясь в то же время конститутивным элементом города (чему в немалой степени способствует активность полицейских сил в разгоне демонстраций и забастовок).

4. Попытки восстановить связь местной полиции с местными же сообществами в 80‐е годы реализуются «сверху вниз» в рамках идеологии сообщностно-ориентированной полицейской деятельности (community policing). Но теракты 11 сентября и новый виток технологизации смещают акценты. Наступает эпоха «полицейской работы, основанной на данных» (data-driven policing).

В каждый выделенный период полицейский участок – это иной объект. Граница периодов – точки морфогенеза. Если проект Гэнг получит – вопреки ожиданиям экспертов – распространение хотя бы в масштабах Чикаго (для которого изначально и предназначался), то в скором времени мы увидим не только усиление ориентации на сообщество в работе полиции (тренд, аналогичный институционализации «третьей роли» университетов [Вахштайн, Железов, Мешкова 2005]), но и усиление ориентации на полицию в жизни сообщества. Отсюда одно из главных возражений против проекта Гэнг со стороны городских активистов: под видом гуманизации и коммунитаризации полицейских участков нам предлагают проект полицейского города и полицейского сообщества – такой формы человеческого общежития, в котором полицейский участок играет роль «точки обязательного прохождения». В Лейбницштадте не всегда можно спрогнозировать, каким новым расцеплением придется заплатить за каждую новую сцепку.

И здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая касается отношения между двумя типами сцепок и расцеплений. Предложенное выше теоретическое решение требует рассматривать их симметрично. Этот ход запрещает нам отдавать приоритет одному типу отношений сцепки/расцепления в ущерб другим, представлять одно как частный случай или следствие другого. Теперь нельзя объяснять расцепление полицейского участка и локального сообщества той технологической дистанцией, которая возникает вследствие широкого использования камер уличного наблюдения. И наоборот. Уже нельзя с уверенностью заявить: «Разделение кузова полицейского автомобиля решеткой на два отсека – для задержанных и для полицейских (такая модель была выпущена Фордом в 1919 году по заказу сразу нескольких полицейских департаментов) – это материальное свидетельство отчуждения полиции от сообщества!» Гомология предполагает симметрию и несводимость одного к другому. А следовательно, отношение между двумя типами сцепок и расцеплений – не вопрос масштаба (как мы опрометчиво предположили в предыдущей главе). Шоссе Латурвилль – Лейбницштадт – это не ось «микро/макро».

Подобное теоретическое решение требует от исследователя выстраивать свои концептуализации в «бифокальной» оптике: анализировать одновременно и сцепку/расцепление конкретных фреймов взаимодействия, и сцепку/расцепление объектов в сетевом пространстве отношений.

Сегодня система раздельного сбора мусора (СРСМ) в немецких городах – это объект, входящий в конститутивное ядро городских отношений. Мы можем проследить его эволюцию до и после институционализации (в законе 1996 года). Можем картографировать социальные группы, общественные организации, экономических агентов, средства массовой информации и политические элиты, вовлеченные в процесс его «учреждения». Можем проследить технологическую и архитектурную историю его становления. Но также мы должны будем изучить: как связаны между собой механизмы дифференциации и стабилизации объекта СРСМ с операциями появления, разделения, транспортировки, сортировки и переработки конкретных материальных объектов (городских отходов) в конкретных интерлокациях (городских сценах). Причем сделать это в симметричных категориях «сцепок» и «расцеплений». И лишь на следующем этапе задать вопрос: какое гомеоморфное или негомеоморфное преобразование этого объекта ждет нас в самом ближайшем будущем – в эпоху Новых Данных?

Представьте на минуту как могла бы выглядеть система раздельного сбора мусора в гипертехнологизированном городе. В каждый мусорный пакет встроен сенсор, способный анализировать его содержимое. Он не позволит вам смешать органические и неорганические отходы. «Умный» мусорный пакет отследит ваш путь до мусорного бака, а «умный» мусорный бак не откроется, если вы попытаетесь выбросить в него не тот пакет. Помимо сенсоров каждая урна снабжена актуаторами, позволяющими ей перемещаться в физическом пространстве. Проанализировав данные маршрутов пользователей, «умная мусорка» выберет оптимальное место и время для своей локации, а в нужный момент сама доставит мусор до ближайшего пункта сортировки. Город должен превратиться в рефлексивное самонастраивающееся пространство больших данных и действующих материальных объектов.

Примерно так представляет себе будущее «умных» городов архитектор Карло Ратти, глава лаборатории «Senseable City» в MIT [Ратти, Клодел 2017]. Сбор мусора – это, прежде всего, сбор данных. Мусор должен быть разделен, а данные, напротив, – агрегированы. (Визионер мог бы вообразить и более экономичную утопию – например, пневматическую систему вывода отходов, которая уже стала реальностью в корейском «умном городе» Сонгдо, – но утопическое воображение безразлично к соображениям экономии.) Впрочем, речь здесь идет далеко не только о мусоре. Исследователи из университета Южной Австралии с 2011 по 2015 год анализировали масс-спектрометрами содержание метаболитов психоактивных веществ в сточных водах Аделаиды. Так они пришли к выводу о росте популярности рецептурного наркотика оксикодона и удвоении приема метамфетамина за четыре года [Tscharke et all 2016]. Сегодня мониторинг сточных вод (с разбивкой канализации по районам и времени суток) на предмет содержания остаточных следов и биомаркеров наркотических веществ – один из признанных инструментов Европейского мониторингового центра по наркотикам и наркомании.