Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь вернемся к вопросу, какие смерти учитывать. Наборы данных ИИМО и UCDP суммируют прямые смерти, или число погибших в ходе боевых действий: людей, которых застрелили, зарезали, отравили газом, взорвали, утопили или намеренно заморили голодом в ходе столкновений такого типа, когда атакующие и сами могли пострадать[758]. Учитываются и военнослужащие, и гражданские лица, попавшие под перекрестный огонь или убитые шальной пулей («сопутствующие потери»). В число прямых смертей не включают косвенные смерти от голода, болезней или развала инфраструктуры. Сумма прямых и косвенных смертей — общее число погибших по причине войны — называется «избыточной смертностью».
Почему в наборы данных не включена косвенная смертность? Не для того, чтобы вычеркнуть этот вид бедствий из учебников истории, но потому, что прямая смертность — единственная, которую можно уверенно подсчитать. Прямые смерти также удовлетворяют нашему непосредственному представлению об ответственности: некто несет ответственность за последствия своих действий, если он их предвидел, намеревался совершить и воплотил свои намерения в реальность через последовательность событий, в которой не слишком много неконтролируемых промежуточных звеньев[759]. В этом и состоит проблема с оценкой косвенной смертности: чтобы ее подсчитать, нужно решить философскую задачу — вообразить мир, в котором войны не было, прикинуть, сколько людей умерло бы тогда, а затем использовать эти данные как точку отсчета. А для этого требуется нечто вроде абсолютного знания. Допустим, после войны выросла смертность от голода. Но если бы войны не было, это еще не значит, что не случилось бы и голода, например по причине ошибочных действий правительства. А если год случился засушливый, то чем вызван был голод — войной или погодой? Если уровень смертности от голода в год, предшествующий войне, снижался, должны ли мы заключить, что, не будь войны, он упал бы еще больше, или следует оставить его на уровне последнего довоенного года? Если бы Саддам Хусейн не был низложен, продолжил бы он убивать политических противников в количествах, превышающих число жертв насилия между общинами, последовавшего за его поражением? Должны ли мы добавить 40 или 50 млн жертв пандемии испанки 1918 г. к 15 млн убитых в Первой мировой войне? Ведь вирус гриппа не стал бы таким патогенным, если бы война не загнала столько людей в окопы[760]. Оценка косвенной смертности постоянно требует ответов на подобные неразрешимые вопросы.
Войны, как правило, одновременно причиняют разрушения самых разных видов, и та, что убивает больше людей на поле боя, обычно ведет и к большему числу смертей от голода, болезней и сбоев в работе инфраструктуры. Число погибших в ходе боевых действий до некоторой степени может служить косвенным показателем общей разрушительности войны. Но так бывает не всегда, и далее мы выясним, являются ли развивающиеся страны, с их хрупкой инфраструктурой, более уязвимыми перед эффектом домино, чем развитые государства, и не изменилось ли основное соотношение — не стала ли прямая смертность недостоверным показателем общего количества жертв конфликта?
~
Теперь, когда у нас есть точный инструмент — наборы данных по конфликтам, давайте узнаем, что они могут рассказать нам о недавней динамике войн в мире. Для начала посмотрим на ХХ в. в целом (рис. 6–1). Визуализация выполнена Лачиной, Гледичем и Рассеттом, которые объединили данные проекта «Корреляты войны» за 1900–1945 гг. с данными ИИМО за 1946–2005 гг. и разделили цифры на численность населения Земли, чтобы вычислить шанс человека погибнуть в бою в каждый год из этих 100 лет.
График напоминает нам о чудовищной разрушительности двух мировых войн. Эти войны не были ни шагами по лестнице, ни колебанием маятника — это высоченные пики, вздымающиеся над ухабистыми низинами. После Второй мировой уровень смертности в ходе боевых действий резко упал (во время нее этот уровень доходил до 300 на 100 000 человек в год) и с тех пор никогда больше так высоко не поднимался.
Внимательный читатель заметит спад внутри спада — от нескольких мелких пиков в первое послевоенное десятилетие до низменностей настоящего времени. Давайте рассмотрим этот тренд поближе, распределив все смерти по типам войн, ставших их причиной (рис. 6–2).
На этой диаграмме толщина каждого слоя показывает уровень прямой смертности для конкретного вида конфликта с участием государства, а высота набора слоев отражает суммарный уровень смертности во всех конфликтах данного года. Для начала посмотрим на диаграмму в целом. Хотя резкий спад, случившийся после Второй мировой войны, остался «за кадром», ясно видно, что число погибших в ходе боевых действий за последние 60 лет постепенно снижается, к первой декаде XXI в. превратившись в исчезающе тонкую нить. Даже при том что на это десятилетие пришелся 31 вооруженный конфликт (включая Ирак, Афганистан, Чад, Шри-Ланку и Судан), оно показывает поразительно низкий уровень прямой смертности: около 0,5 на 100 000 в год, что ниже уровня убийств даже в самых миролюбивых обществах[761]. Значения, конечно, занижены, так как включают только зафиксированные смерти, но то же самое верно и для всего временно́го ряда в целом. Даже если мы умножим эти показатели на пять, они все равно будут значительно ниже среднего уровня убийств в мире (8,8 на 100 000 в год)[762]. В абсолютных цифрах ежегодное число погибших в войнах упало более чем на 90 % — от 500 000 в год в конце 1940-х до примерно 30 000 в год в начале 2000-х гг. Хотите — верьте, хотите — нет, но с глобальной, исторической и математической точки зрения мечта сочинителей песен протеста 1960-х стала реальностью: мир (почти) положил конец войнам.
А теперь давайте вернемся к реальности и рассмотрим изменения поближе — категория за категорией. Мы можем начать с бледного участка слева внизу — он представляет войны, которые полностью исчезли с лица земли: экстрагосударственные или колониальные. Война, в которой великая держава пытается сохранить за собой колонию, может быть весьма разрушительна — в качестве примера приведу попытки Франции удержать Вьетнам между 1946 и 1954 гг. (375 000 прямых смертей) и Алжир между 1954 и 1962 гг. (182 500 прямых смертей)[763]. После «величайшей передачи власти в истории» этот вид войн больше не существует.