litbaza книги онлайнИсторическая прозаТишина - Василий Проходцев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 123 124 125 126 127 128 129 130 131 ... 215
Перейти на страницу:
детским удивлением. Но затем Иван увидел и настоящего казака, еще старой закалки. Было непонятно, пришел ли он на коло босым или в обуви, так как ноги его были прикрыты необъятными шароварами, на полсажени волочившимися по земле – знак того, что их обладатель мог позволить себе не скупиться на покупку дорогой ткани. Рубашка, по случаю жаркой погоды, была на казаке самая простая, зато бывшая в его руках шапка, хотя и обычного запорожского покроя, украшена была не хуже, чем у польского вельможи. В зубах его, разумеется, красовалась короткая люлька, а смотрел он московского царевича как и полагается казаку: насмешливо, недоверчиво и с вызовом. Иван с силой отчаяния вглядывался в эти и другие лица, стараясь понять, чего же ему ждать в ближайшие мгновения. Но ни одно из не дало ему подсказки: чувства и мысли казаков скрывались либо за старческим равнодушием, либо за юношеским любопытством, либо, чаще всего за обычной запорожской лукавой насмешливостью. Наконец, Иван бросил взгляд на Неровного с Черепахой, но те выглядели не менее испуганными, чем он сам. Потеряв остаток сил, Пуховецкий закрыл глаза.

Глава 8

И уже с закрытыми глазами он услышал рев: рев приветствовавшей его и радовавшейся ему толпы. Казаки немедленно обступили Ивана, и каждый считал необходимым сказать ему что-то если и недостаточно почтительное, то душевное и уважительное, а также обязательно хлопнуть царевича по плечу и приобнять, или даже потрепать его густую немытую шевелюру. Вскоре в дело вмешались Неровный с Черепахой, которые, с трудом скрывая торжество, объясняли казакам, что с царским величеством и обращение должно быть особое, не терпящее панибратства. Не для того, в конце концов, он объявился на Сечи, чтобы каждый чура хватал его своими перемазанными дегтем лапами и дышал на наследника престола перегаром. Большинство казаков находило эти призывы резонными, и отходило в сторону, тех же, кто продолжал изъявлять желание лично засвидетельствовать почтение царевичу вскоре оттеснили в сторону появившиеся откуда-то помощники Неровного с увесистыми киями в руках. Призывы из толпы слышались самые разные, но все были очень громкими, и сходились в одном: царевич должен был держать речь перед своими поданными, каковыми, с недавних пор, называли себя запорожские казаки. Откуда-то немедленно прикатили огромную бочку сомнительной чистоты: снаружи она была густо вымазана дегтем, изнутри же ее шел такой сивушный дух, что Иван, неосторожно вдохнув его, опять охмелел и основательно пошатнулся. Подталкиваемый многими парами рук, Пуховецкий вскарабкался на бочку, изрядно перемазавшись дегтем, который, разумеется, попал и на его развевающуюся бороду. Бочка не твердо стояла на земле, и Ивану пришлось не без труда ловить равновесие, прежде, чем он смог начать свою речь. Время от времени, при покачивании бочки Пуховецкий делал судорожные движения, чтобы не упасть, а поскольку в это же время из бочки накатывали волны пьянящего и перехватывающего дух запаха, Иван старался сдерживать дыхание, из-за чего начинал гнусавить. Все это, однако, не могло помешать ни охваченному вдохновением оратору, ни его охваченной восторгом публике. Когда атаман Чорный, воспользовавшись мгновением тишины, начал вкрадчиво говорить о том, что надо бы разобраться, что эдак каждый может себя объявить, и всякое в том же духе, ответом ему был такой грозный гул и свист, что атаман счел для себя лучшим не только замолчать, но и скрыться за широкими спинами своих хлопцев. В это же время Иван, уже освоившийся на бочке, метнул на Чорного грозный и презрительный взгляд, и рванул на своей груди рубаху. На раскрасневшейся, потной коже Ивана, под лучами солнца, царские знаки были видны как нельзя лучше, и даже оседлавшие крыши куреней казаки могли их видеть.

– А такие знаки у каждого ли есть, атаман? – тихо спросил Иван Чорного, и обратился к казакам:

– Православные! Товарищи! Любезные братья-запорожцы! Наконец, после долгого пути и многих тягот, я здесь, с вами! Наконец я не под сапогом боярским, и не в бусурманском рабстве, а на родной матери-Сечи! А ведь я на Сечи не чужой…

И Пуховецкий не торопясь, но и стараясь не наскучить слушателям, повел рассказ о своем детстве в царском дворце, который почти удался ему в шатре крымского хана, не забыв ни коварного Илью Даниловича, ни могущественного Морозова, рассказал он и про человеколюбивого стряпчего и его помощников – нищих старцев, одного без руки, другого кривого. На сей раз Иван постарался не повторить ошибки, приведшей его, вместе с кознями пронырливого Ильяша, к краху перед лицом Мехмет-Герая, и сразу определил свои родственные отношения как к покойному государю Михаилу Федоровичу, так и к ныне здравствующему царю Алексею: Пуховецкий назвался Иваном Михайловичем, старшим братом нынешнего московского правителя. Это было удобно тем, что Пуховецкий и правда был Иваном Михайловичем, хотя его отец и называл себя на польский лад Мартыном, что исключало всякую случайную путаницу. Итак, после того, как посадский мужик свез гонимого царевича к Архангельской пристани, тот, поблуждав немного, сведя знакомство и с самим будущим митрополитом Никоном в его беломорском скиту, прибился, в конце концов, к другой пристани, манившей всех вольных да смелых – он оказался на Сечи. Иван особенно ярко рассказал историю своей казацкой жизни и плена, а затем, с необходимыми изъятиями и дополнениями, все, что случилось с ним после ночного визита сераскера на двор к Ильяшу. Он с укоризной, хотя и милостиво, поглядел на атамана, который хотя и хотел его сначала убить, а потом приковал к пушке, но зато никак не собирался признавать царевичем.

– А я на тебя, Иван Дмитриевич, зла не держу. Кому сейчас можно верить, да к тому же кому можешь верить ты, атаман? Ведь ты, по званию своему, и никому не должен верить. Тебя обманут – и всему войску кровью умываться. Все знают, что за беда была Руси от самозванцев, сколько из-за них крови пролилось, крови русской, крови казачьей. И один Бог ведает, какие еще от них беды ждут: лезут как бесы, из каждой щели. И комар страшен дитю малому, которое от него защититься не может. Так же и из нашей царской семьи молодой самозванцы кровь пьют: каждый мал, ничтожен, да из-за той-то малости и прихлопнуть его трудно. Да только я, пане, не самозванец, а прямой московского трона наследник. Знайте же, что брату своему, великому государю Алексею я не враг и не противник, и за трон его не борюсь. Хочу я сильных людей повывести, как вы, братчики, панов на Украине повывели, да ближних бояр окоротить. Борис

1 ... 123 124 125 126 127 128 129 130 131 ... 215
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?