За портретик благодарю. Он очень мил, хотя и мал. Но поэтому же у Вас, в Белостоке, фотографическая мастерская называется фотоателье.

Вот холуевина-то!

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

211. К. А. Губастову

14 января 1890 г., Оптина Пустынь

<…> Скажу Вам только две новости: 1) вчера, 13 января, мне минуло 59 лет. Это удивительно! Никак вполне к этим «законам природы» не привыкнешь! А 2) вот что: Марья Владимировна гостит здесь, в Оптиной, уже 3 месяца на гостинице, в 20–30 шагах от моего дома, и пробудет и еще, пока отец Амвросий не достанет ей место где-то в Полтаве.

И мы не только не видимся, но даже не волнуемся оба, находим это совершенно естественным.

Вот уж именно: «Les jours se suivent, mais ne se ressemblent pas!»[103]

За воспоминания Ренана1 очень Вам благодарен. Они действительно очень сердечны и милы, и даже могут и религиозную пользу принести, ибо если он сам утратил веру безвозвратно, то ведь никто не обязан в этом ему сочувствовать или подражать. Но он местами о вере других пишет умно, благородно и справедливо.

Утратить безвозвратно веру – это то же, что в другой сфере impotentia virilis[104]. Глуп будет человек, который будет уверять, что в половых отношениях нет ничего приятного и даже высокого, оттого что он сам импотент!

Ренан – импотент в религии, но он достаточно умен, чтобы понимать, что сама-то по себе религия хороша и утешительна <…>

Впервые опубликовано в журнале: «Русское обозрение». 1897, июнь. С. 906–907.

1 …воспоминания Ренана… – «Souvenirs d'enfance et de jeunesse» («Воспоминания детства и юности»), 1883.

212. И. И. Фуделю

11 февраля 1890 г., Оптина Пустынь

<…> Я тоже на этот раз буду краток. Ничего нового у нас здесь нет. В моей жизни никаких пока особых перемен. Завтра начинаю говеть, дома, конечно.

Есть, впрочем, одно новое и утешительное. Двое молодых людей из хорошего дворянства – Шидловский1 и двоюродный брат его Черепанов2 – поступили недавно в скит. Они оба женаты, жены их молоды и хороши собой, жили согласно, как слышно, но решились отказаться от мира и друг от друга. Их одели (то есть надели с молитвой ряски) всех 4-х в один день; на гостинице прощались, и даже от. Петр3, известный Вам и Евгении Сергеевне гостиник, мужичок скорее хитрый, чем чувствительный, и тот заплакал, глядя на слезы Черепановой4. Другая (Шидловская)5 посуше, кажется, и с «душком».

Дамы после этого уехали в Воронежскую губ., в общину, которую Шидловская устроила в своем имении, а мужья остались в скиту. Помоги им Господь! <…>

Ходят слухи об отставке Бисмарка… Дай Бог! Император6 очень жив и опрометчив и без тормоза наделает ошибок нам на пользу… Вот и люби все человечество это по рецепту Достоевского и Соловьева. Я не умею! И без тени покаяния даже буду очень рад таким невзгодам Германии, от которых долготерпеливая Россия наша попользуется для разрешения Восточного вопроса (т. е. хочу и сам дожить до взятия Царьграда). Это – главное. <…>

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

1 Борис Вячеславович Шидловский — двоюродный брат С. А. Толстой, жены Л. Н. Толстого, служил в лейб-гвардии гусарском полку. В монастыре пробыл недолго.

2 Черепанов — других сведений об этом лице не найдено.

3 От. Петр — других сведений об этом лице не найдено.

4 Черепанова — неустановленное лицо.

5 Вера Николаевна Шидловская (1861–1918) – урожд. Шабельская, жена Б. В. Шидловского.

6 Император — т. е. германский император Вильгельм II.

213. А. А. Александрову

12 февраля 1890 г., Оптина Пустынь

<…> Не горюйте слишком обо мне и об Варе, мы давно уже оба успокоились; Александр все еще у отца, под Москвой, и я хочу благословиться у от. Амвросия, чтобы продлить его изгнание до Пасхи. Варя отнеслась к первой измене его гораздо рассудительнее, чем можно было от ее прежней страстности и вспыльчивости ожидать. Она прежде всего была рада, что он не на глазах, что она не видит его

проказ и не слышит о нем рассказов, которые ее раздражали. До сих пор не скучает и даже весела. Что касается до меня, то, увидавши ее рассудительность, я стал покойнее за ее будущность, ибо для любящей женщины труднее всего перенести именно первую измену. Потом, если мужчина с ней-то самой хорошо обращается, то многие из них привыкают к этому. Что касается до меня, то, с одной стороны, я за ее будущность тревожился при этом первом его приключении; а для себя видел в этом предзнаменование (в числе многих других) о приближении какого-то нового и нелегкого перелома в моей жизни (90-й, 91-й год. Помните?). Мне все кажется (хотя, разумеется, я не знаю), что если я в течение этих двух роковых лет не умру, то какая-то совокупность обстоятельств и перерождение собственных моих чувств приведет меня к оставлению того подобия семейной жизни, которым я был до сих пор доволен. Как бы не пришлось в скит или монастырь переселиться, а жену с Варей – в Козельск? Иногда и жутко что-то, как начнешь думать… Но это все еще неясно; ясно одно, что для дома моего здесь Саша не только бесполезен, но даже и обременителен. Получает 10 руб<лей>, а леность его и равнодушие к делу (которого у него меньше всех) до того мне наскучили и утомили меня, что без него стало гораздо легче. Его ум и прекрасный, ровный характер обезоруживают, правда… Но все-таки я не люблю его небрежности и буду искать ему поблизости другое место. У чужих небось будет построже к себе. Пишет нам, что очень кается и без нас скучает. Я ему ответил очень строго: «Без нас ли? Или без кого еще? Главное, без двух товарищей кутежа?» К девице-то этой он, кажется, не очень привязан (хотя она, слышно, очень красива). Он, видимо, не столько ее полюбил, сколько кутеж и приключения во всецелости. Понимаю это по старой памяти, и не за это строго сужу, а за крайнюю неисполнительность по хозяйству. <…>

Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб., 1911. С. 86–90.

214. И. И. Фуделю

28 февраля 1890 г., Оптина Пустынь

<…> Сейчас ушел от графа Л. Н. Толстого1. Был ужасно любезен, но 2 часа спорил… Он