Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6 мая
…Андрей Платонов… Удивительный писатель. Его сюжеты и фабулы мне чужды, неинтересны, но вот стиль и отдельные фрагменты, написанные неповторимой платоновской прозой, удивительно хороши: чрезвычайно достоверны (весь рассказ «Возвращение») и поэтичны. Вот, к примеру: «росла непышная растительность: худая изящная береза и скорбящая певучая осина…»
А его социальная проза! «С Пухова взяли подписку – пройти вечерние курсы политграмотности. Пухов подписался, хотя не верил в организацию мысли. Он так и сказал на ячейке: человек – сволочь, ты его хочешь от бывшего бога отучать, а он тебе Собор Революции построит!..»
4-го умер Иосип Броз Тито, которого в период его неповиновения Сталину звали международным авантюристом и палачом. Теперь его величают иначе, но всё равно по-разному: мы преувеличенно скромно (ни слова о нём, как о лидере Движения неприсоединения), Запад восторженно. Подробно рассказывается его биография, в частности, как освобождалась Югославия в годы войны. Тито попросил маршала Толбухина помочь лишь освободить от немцев Белград, а потом попросил советские войска уйти и уже силой югославского оружия и кровью югославских сыновей освободил свою страну от врага… Вопрос о том, что будет дальше с Югославией, поставлен на повестку истории…
10 мая
9 мая с утра ездили в Серебряный Бор. Погода была отличная. По случаю 35-летия Победы работали буфеты: купили шоколадный набор, чешское пиво и бублики (ох, какой дефицит). То и дело слышишь разговоры ветеранов: «Война началась только после Сталинграда… а до этого была мясорубка… кто ответит за сотни тысяч погибших безоружных юнцов в начале войны…»
12 мая
…Денег не густо, но, с другой стороны, и покупать нечего, но что поделаешь – таков исторический этап и, как сказал Твардовский:
Нам сокрушаться не резон,
Что в этом мире побывали
В его не бархатный сезон…
…Погода выкидывает кульбиты. С утра 9-го было за 20 градусов, ярко светило солнце, а вот сегодня лишь 5 градусов и небо набухло свинцовой тяжестью. Пришлось снова залезать в пальто…
Очень хочется написать рассказ (пишу в голове), но, как это ни смешно, не могу выбрать время. Сесть. Подумать. Всё как-то тянут мелочи, идиотские тяготы быта, к тому же отвлекает жажда информационности (радио, ТВ). Но надо собраться… (так и не собрался. – 30 мая 2010 г.).
Настроение вполне сносное. Ноги ходят. Глаза смотрят. Сердце бьётся. Что ещё? Наступила пора довольствоваться малым…
18 мая
Начал печатать – пришлось менять ленту. Зацепки в металлических катушках сломаны, других нет. Ленту тоже не купишь. Поставил старенькую, бледненькую. Печатаю…
…Позвонил из любопытства Феликсу Андрееву: он ушёл из «Советской культуры» и стал теперь ответственным секретарём журнала «Советский экран». Спрашиваю его: ну, как? А он: «А как у тебя? У нас есть вакансия – зав. международным отделом…» У меня аж горло перехватило. Феликс расспросил анкетные данные (всё вроде подходит) и говорит: я ничего не обещаю, но заходи, потолкуем… Всё понятно: он хочет своего парня! Старая история! Это работа, о которой можно только мечтать. Работа для меня. Но я очень сомневаюсь, что они меня возьмут: Феликс может предложить, а утверждает-то не он. И потом, на это место, наверное, столько охотников найдётся, слетятся, как мухи на мёд. Э, какая работка! Прямо разволновался. Кино – это же искусство. То есть моя тема. Это не лесная делянка и не кооперативный магазин. Здесь можно писать по-настоящему… И сразу размечтались с Ще: вот если бы взяли, вот если бы начал писать и прочие если да кабы… Расстроился жутко, ведь кооперация – это конура, может быть спокойная, безмятежная и даже немного сытая, но конура, без света, где ничего не узнаешь и ничему не научишься. Сплошной собачий бред.
21 мая
…Умом-то я понимаю, что надежда на «Советский экран» иллюзорная. Так, пустые мечты. Блеф. Мыльный пузырь надежды. Но даже если это и мираж, отчего не помечтать. Мечтая, легче преодолевать зыбучие пески пустыни. «Жизнь длиннее, чем надежда, и короче, чем любовь», – сказал, кажется, Окуджава.
Обежал все наши магазины и закупил на 14 рублей продуктов, включая французскую курицу (как приятно полакомиться «француженкой»!). Вера Павловна от такой прыти была в восторге: «Дорогой вы наш!..» После хозяйственных подвигов осталось ещё время поработать с Календарём: все вношу и вношу дополнения (увлекательнейшая работа). В редакции «СПК» я без малого пять месяцев, но уже чувствую: закисаю от скуки, покрываюсь плесенью. На радио я стал динамичным, быстрым, моторным, а тут всё тишь и гладь, всё делается не торопясь, вразвалку: не торопится начальство, тем более не спешат подчинённые. Так, наверное, можно дожить и до 100 лет, но нужно ли?..
…Безуспешно пытаюсь звонить великим – Тарковскому и Вознесенскому: один в Италии, другой в Переделкино. А на мою долю телефонная игра «Андрюша». О господи… Вот так и живём, работаем, прозябаем и надеемся.
25 мая
Купили электрофон «Рондо-204-стерео» за 204.70 (сто кг щавеля, он два рубля кило), притащили его с Ще вдвоём, долго читали инструкцию, налаживали (во время чего меня обвинили в технической дремучести!), а потом слушали пластинки. Начали с Поля Мориа. Звучит здорово! После того как сломался проигрыватель в нашей «Рапсодии», года четыре у нас не было музыки, – и вот полилась. Теперь надо покупать пластинки. Гоняться за лицензированными изданиями. Не было хлопот – купила баба электрофон!..
В четверг Гриша принёс на работу перепечатанный томик Георгия Иванова, составленный по нескольким сборникам стихов. Половик открыл его для себя и поделился возможностью открытия для меня. Как здорово! Вот ещё один поэт, без которого русская поэзия существовать не может… За окном летели снежные хлопья, я читал вёрстку, попутно делал в официальный отдел материал по рационализаторам и изобретателям, вычитывал статью о промысле кротов и о том, как прокладываются охотничьи путики, вёл беседу с автором, зав. кафедрой научного коммунизма Кооперативного института Петром Месяцем о теории и методологии потребительской кооперации, – в промежутках между этими делами читал Георгия Иванова и плыл по волшебным волнам поэзии. Это не Егор Исаев. Это – настоящее.
Георгий Иванов! Отныне он в моей золотой антологии и, конечно, в Календаре. Поэт, близкий мне по духу, по мироощущению, по трагизму, наконец, по философии жизни…
Холодеет