казаки, которые должны были хлынуть в поселок со стороны покинутой повстанцами позиции, заставляли Тимофея торопиться. Он не верил обманчивой тишине этой окраины поселка и знал, что каждую секунду из-за любого угла могли появиться казаки.

Он выполнял приказ и вел своих бойцов к станции, но сам уже плохо верил, что станция еще не пала. Понять, где идет бой, было невозможно, казалось, он шел везде. Выстрелы и казачье гиканье доносились то откуда-то издалека, может быть, с той окраины, то раздавались совсем близко, рядом — за домами и высокими серыми заборами, вдоль которых приходилось бежать.

Улица впереди лежала белая и пустая — нигде ни одного человека. Дома стояли слепые, с наглухо закрытыми деревянными ставнями, будто все еще тянулась ночь. Сквозь снежную опушку на длинных заборах ржавой щетиной торчали острия толстых гвоздей, когда-то вбитых для устрашения ночных грабителей, и ворота были на запорах.

Тимофей впервые командовал, впервые чувствовал ответственность за подчиненных ему людей и не был уверен в себе. Что делать и как делать? Мысли ему приходили разные, но мелькали они так быстро, что не оставляли никакого следа и он сразу забывал их. Первой пришла мысль бежать на выстрелы, вступить в бой и помочь рабочим пробиться к станции. Вступить в бой… Но он тут же вспомнил о единственном патроне в стволе винтовки и отбросил эту мысль.

«Если бы штыки…»

Но и штыков при винтовках не было.

Потом мелькнула мысль перелезть через забор и пробираться на станцию дворами — так было незаметнее, так было больше надежды сберечь людей. Но когда Тимофей взглянул на частые гвозди по кромке забора, он отбросил и эту мысль:

«Только время потеряем, а все равно придется перебегать через улицы…»

И он бежал вслед за цепочкой бойцов, прислушивался к звукам боя в поселке, безуспешно стараясь понять, что там происходит, и не зная, что делать.

Только у главной улицы, которую предстояло перебежать, он овладел собой, и мысль его заработала отчетливее.

«Нельзя соваться в улицу, не оглядевшись», — подумал он и крикнул бойцам:

— Стой! Обожди!

Бойцы остановились, прижавшись к забору.

Тимофей подбежал к углу.

За углом он увидел те же дома с плотно закрытыми ставнями и те же длинные серые заборы, покрытые снежным пухом. Потом он увидел желтоватый истоптанный снег у обочины дороги и ничком лежащего человека. Человек был огромного роста, в коротком черном пальто с мерлушковым воротником. Голова человека была надвое рассечена ударом шашки и лежала в алой крови, пропитавшей подтаявший снег. Сапоги с убитого были уже сняты, портянка слезла, и голая нога с желтоватой пяткой казалась на морозе выточенной из сухой кости.

«Неужели Николай Николаевич? Неужели товарищ Коновалов?» — с тупой болью в висках подумал Тимофей и тут увидел едущих по улице верховых. Это были казаки.

Они ехали кучкой, без строя, а позади их, дальше на улице, колыхалось что-то темное и бесформенное, как бегущая толпа, и оттуда неслись крики и одиночные выстрелы.

Тимофей обернулся. Его бойцы стояли, прижавшись к забору.

— Бегом, за мной! — негромко сказал Тимофей и, понимая, что медлить нельзя, бросился вперед.

Он решил перебежать эту главную, отделяющую их от станции улицу и дворами пробраться дальше, к полотну железной дороги. Там, за насыпью, может быть, еще держались свои.

Но Тимофей добежал только до середины улицы, когда казаки заметили его.

Над головой просвистели пули. Казаки стреляли навскидку с седла. Трое из них подняли лошадей в галоп и поскакали к Тимофею.

Он в несколько прыжков пересек улицу и упал в канаву у забора. Потом поднял винтовку и, едва прицелившись, выстрелил по казакам. Выстрелил и перебежавший вслед за ним улицу боец.

Казаки, не ожидая огня, осадили лошадей и попятились к заборам.

Тимофей огляделся. Теперь с ним было только три человека, один во время перебежки упал и остался лежать на снегу, остальные двое повернули назад в переулок и прятались за углом.

Тимофей сделал им знак рукой, чтобы они бежали к нему, но сразу понял, что на этот раз они не послушаются его. У них не было патронов, и страх овладел ими.

Одно мгновение они еще колебались, глядя на Тимофея, но вдруг разом повернули назад в переулок и побежали, может быть, рассчитывая спрятаться где-нибудь в домах.

— У кого есть еще патроны? — спросил Тимофей, не отрывая взгляда от казаков.

— Один в стволе и один в магазинной коробке, — сказал лежащий рядом боец.

— Дай мне свою винтовку, возьмешь мою… В ней больше нет патронов. Я прикрою вас… — Тимофей протянул руку и взял у бойца винтовку. — А теперь бегите… Бегите по одному дворами… Теперь мы пойдем дворами…

Потом он прицелился в ближнего казака и выстрелил.

Лошадь под казаком вздыбила, а сам казак соскочил с седла и лег на снег.

Опять над головой Тимофея просвистели пули, затем он услышал позади скрип снега под ногами убегающих бойцов.

Он прицелился и еще раз выстрелил, подождал несколько секунд, вскочил и тоже побежал, пригнувшись, не оглядываясь назад.

Опять засвистели пули. Тимофей ниже пригнулся и вдруг увидел приоткрытую калитку.

«Они скрылись сюда и, наверное, для меня приоткрыли калитку, — подумал Тимофей и вбежал во двор. — Они ждут меня здесь…»

Он быстро захлопнул калитку и даже догадался заложить ее, надвинув тяжелый засов ворот.

Однако, когда он обернулся, во дворе никого не было.

«Не тот двор, не сюда они забежали, — с тоской и тревогой подумал Тимофей. — Не тот двор…»

И вдруг как бы со стороны он увидел себя —