Казалось бы, при таких тратах на войну не грех удвоить, а лучше утроить жалованье рабочим на десятке оборонных заводов и организовать там трехсменную работу[79]. Но Николай II был хозяином «скотского хутора» и считал, что соседям-хуторянам надо за все платить, а его собственная «скотина» должна работать «за так». Мало того, реальная зарплата рабочих упала на 60–70% в связи с вызванным войной подорожанием продовольствия.

В результате беспорядков 9 января и последовавших затем забастовок рабочих был поставлен крест на многих военных заказах. Так, например, мощные 122-мм полевые гаубицы обр. 1904 г. Путиловский завод планировал сдать в марте — апреле 1905 г., а из-за забастовок и к 1 января 1906 г. не сдал ни одной гаубицы.

Не обратили внимания наши историки и на еще один вроде бы малозначительный факт. Расстрел рабочих 9 января вела не полиция, а гвардейские полки. И уже через несколько часов после стрельбы толпа на Невском начала вытаскивать из саней и колясок проезжавших офицеров и нещадно бить их. Причем били не рабочие, а респектабельно одетые люди. В конце мая богатая публика освистала в театре великого князя Алексея Александровича: «Пошел вон, князь Цусимский!» А при появлении на сцене его метрессы Балетты публика кричала: «На твоих бриллиантах кровь наших матросов» и ряд выражений, не подлежащих публикации.

Поражение в войне и участие офицерства в расправах над собственным населением вызвали жгучую ненависть к «золотопогонникам». Определенную лепту внесло и наглое поведение гвардейских офицеров. Спору нет, и при предыдущих императорах гвардейцы не давали прохода женщинам и безнаказанно оскорбляли мужчин даже из высших слоев общества. Но Николай II стал открыто поддерживать беспредел. Вот, к примеру, в дорогой петербургский ресторан «Медведь», где ужинали богатые студенты, вошел офицер Окунев и потребовал, чтобы все встали и выпили за здоровье Николая II. Все встали, но студент Лядов был сильно пьян и спал, опустив голову на стол. Окунев достал наган и в упор расстрелял студента. Студент сей не только не был революционером, а оказался любимым племянником известного композитора А.К. Лядова, который к тому же был профессором Петербургской консерватории и Придворной певческой капеллы. А.К. Лядов потребовал суда над убийцей, но Николай II велел закрыть это дело.

Другой офицер соблазнил молоденькую актрису. Нравы тогда были совсем иные, нежели сейчас, и актриса предложила офицеру на выбор или венчаться, или оставить ее навсегда в покое. Господин офицер выбрал третий вариант: достал браунинг и разрядил обойму в девушку. И на сей раз император приказал не давать ход уголовному делу.

Поэтому не надо удивляться, что в революционные годы граждане с удовольствием распевали частушки: «Офицерика-голубчика прикокошили вчера в Губчека». Сейчас модно ругать ВЧК — ОГПУ — НКВД, но риторический вопрос: сколько «голубчиков» прикокошили матросы в Кронштадте в феврале — марте 1917-го, когда все вожди большевиков имели алиби в Женеве, Нью-Йорке, «во глубине сибирских руд» и т.д.? Сколько «голубчиков» убили петлюровцы, финны, кавказцы, махновцы и др.?

Ненависть к «золотопогонникам» была столь велика, что советское руководство решило ввести погоны лишь после Сталинградской битвы. А истоки этой великой ненависти восходят ко времени русско-японской войны.

Япония не смогла бы вести войну, не опираясь на финансовую поддержку английского и американского капитала. Английские банки еще до войны финансировали Японию и ее военную подготовку. На нью-йоркский денежный рынок Японии до войны пробраться не удавалось, несмотря на поддержку президента Соединенных Штатов и еще более авторитетную в данном случае поддержку банкиров лондонского Сити. Руководящие круги Уолл-стрит отказывались доверять Японии свои деньги или выдвигали ростовщические требования — уплату огромного процента и др.

Но вскоре после начала войны против России настроение в Нью-Йорке изменилось. В апреле 1904 г. еврейский банкир Шифф и крупный банкирский дом «Кун, Леб и компания» вместе с синдикатом английских банков, включая Гонконг-Шанхайский, предоставили Японии заем на сумму 50 млн. долл. из высокого процента (6% годовых); половина займа размещалась в Англии, половина — в США. Недоверие к японскому кредиту было все же столь велико, что банкиры потребовали точного определения конкретного источника доходов японского правительства, который даст возможность исправно погашать платежи по займу. В качестве такого источника в контракте были указаны доходы таможен.

В ноябре 1904 г. в Англии и США был размещен новый японский заем — на 60 млн. долл., — тоже из 6%. В марте 1905 г. последовал третий англо-американский заем, уже на 150 млн. долл. и всего из 4,5%, но опять-таки под конкретное обеспечение — на этот раз доходами от табачной монополии. Наконец, в июле 1905 г. Япония получила четвертый заем — снова 150 млн. долл. из 4,5%. В размещении займа на этот раз приняли участие и германские банки. Чистая выручка японского правительства от внешних займов за вычетом комиссионных и других расходов и потерь составила 697 млн. иен и покрыла свыше 40% всех военных расходов Японии, достигших 1730 млн. иен. Без английских и американских денег исход войны был бы иной.

Россия же почти не ощущала экономических и финансовых затруднений в связи с войной. Урожай 1904 г. был обильный, в том же году был отмечен рост промышленного производства. Налоги поступали как в мирное время, а золотой запас Государственного банка возрос за 1904 г. на 150 млн. руб. (1 января 1904 г. — 732,9 млн. руб.; 1 января 1905 г. — 878,2 млн. руб.), и повышалось количество банкнот в обращении.

Военные расходы, составившие за первый год войны около 600 млн. руб., были покрыты отчасти свободной наличностью казначейства (бюджетными остатками прошлых лет), отчасти займами. Подписка на два внешних займа в несколько раз превысила сумму выпуска. В мае 1904 г. последовал заем во Франции на 300 млн. руб., а в самом конце 1904 г. — в Германии на 232 млн. руб. Кредит России стоял высоко: она занимала под 5–6%, тогда как Японии, несмотря на все ее успехи, приходилось фактически платить 7–8%.

Как уже говорилось, международная обстановка в Европе была крайне благоприятной для России. После Гулльского инцидента (22 октября 1904 г.) британское правительство выступило с угрозами в адрес России. Реакция Германии последовала незамедлительно. 27 октября кайзер лично телеграфировал Николаю II, сообщая, что Англия намерена помешать Германии снабжать углем русский военный флот. Кайзер предлагал совместно положить конец этим поползновениям, образовать «мощную комбинацию» против Англии и сообща принудить Францию присоединиться к России и Германии для солидарного отпора ей.

Министр иностранных дел Ламздорф усмотрел в этом только «попытку ослабить наши дружеские отношения с Францией», на что Николай II ему ответил: «Я сейчас за соглашение с Германией и с Францией. Надо избавить Европу от наглости Англии», и 16 октября телеграфировал Вильгельму: «Германия, Россия и Франция должны объединиться. Не набросаешь ли ты проект такого договора? Как только мы его примем Франция должна присоединиться к своей союзнице. Эта комбинация часто приходила мне в голову».