– Я не в силах сделать это! – воскликнул я. – Я нестану это делать! – Внезапно во мне пробудилась ярость. Я чувствовал, какона уничтожает весь мой страх, сомнения и дрожь; я ощущал, как онапробегает по моим венам подобно расплавленному металлу. Хорошо знакомый мнегнев, решимость Лестата. – Я не стану частью всего этого ни ради тебя, ниради Него, ни ради них или кого-либо вообще!

Я качнулся назад, свирепо уставившись на него.

– Нет, только не это. Не для такого, как Он, слепого Бога ине для того, кто требует то, чего требуешь от меня ты. Вы сумасшедшие, вы оба!Я не стану помогать тебе. Я отказываюсь.

– Так вот как ты поступишь со мной – ты меняпокинешь? – ошеломленно воскликнул он; его темное лицо исказилось от боли,на гладких черных щеках засверкали слезы. – Ты оставишь меня с этим и непротянешь руки, чтобы помочь, после всего, что ты совершил?!! Каин, братоубийца,убийца невинных, неужели ты мне не поможешь?..

– Перестань, ну перестань. Я не стану, не могу поддержатьтебя. Не могу помочь этому свершиться. Не могу участвовать в этом! Не могуэтого вынести! Не могу учить в этом месте!

В горле у меня хрипело и жгло, и шум, казалось, поглотил моислова, но Мемнох услыхал их.

– Нет, нет, не буду – не тот материал, не те правила, не таэстетика! Никогда, никогда, никогда!

– Трус, – прорычал он; миндалевидные глаза егосделались огромными, на твердом черном лбу и щеках вспыхивали отблескиогня. – У меня в руках твоя душа, я дарю тебе спасение за цену, за которуювымаливают у меня прощение те, кто страждет здесь уже много тысячелетий!

– Только не я. Не хочу стать частью этой боли, нет – нетеперь, никогда... Иди к Нему, меняй правила, улучшай их, пусть они обретутсмысл, но только не это – это выше человеческого терпения, это несправедливо,несправедливо, это бессовестно.

– Это же ад, глупец! Чего ты ожидал? Что ты будешь служитьгосподину ада, ни капли не страдая?

– Не стану совершать над ними такое! – пронзительнозакричал я. – К черту меня и тебя. – Я стиснул зубы. Я кипел ибушевал, вынося свой приговор. – Я не стану участвовать в этом с ними! Непонимаешь? Не могу этого принять! Не могу посвятить себя этому. Не могуподчиниться этому. А теперь я покидаю тебя – ты ведь предоставил мне правовыбора. Отправляюсь домой! Освободи меня!

Я повернулся.

Он снова схватил меня за руку, но на этот раз гнев мой незнал границ. Я отшвырнул его назад, в сторону тающих и падающих душ. Там и здеськ нам с возгласами поворачивались мертвецы-прислужники; на их бледных вытянутыхлицах читались тревога и уныние.

– А теперь уходи, – клял меня Мемнох, все так женеподвижно лежа на земле – на том месте, куда я его отшвырнул. – И, Богсвидетель, ты, мой ученик, будучи при смерти, приползешь ко мне на коленях, ноникогда уже не будет тебе предложено стать моим принцем, моим помощником!

Я оцепенело уставился через плечо на его поверженную фигуру.Зарывшись локтем в мягкую черную изнанку своего крыла, он поднялся на копыта иснова направился ко мне своей чудовищной прихрамывающей походкой.

– Ты слышишь меня?

– Я не могу служить тебе! – прогремел я во всюглотку. – Не могу это сделать.

Потом я обернулся в последний раз, зная, что больше непосмотрю назад, с одной только мыслью: спастись! Я бежал и бежал, оскальзываясьна глине и камнях покатых берегов, перебираясь вброд через мелкие ручьи, минуягруппы удивленных мертвецов-прислужников и стенающих душ.

– Где лестница? Где врата? Вы не можете мне в этом отказать.Вы не имеете права. Смерть не завладела мной! – кричал я, так и необорачиваясь назад и не останавливая бег.

– Дора! Дэвид! Помогите мне! – звал я.

И тут почти у моего уха прозвучал голос Мемноха:

– Лестат, не делай этого, не уходи. Не возвращайся домой.Лестат, не делай этого, это сумасшествие – разве не понимаешь, – нупожалуйста, во имя любви к Господу, если ты можешь хоть немного любить Его илюбить их, помоги мне!

– НЕТ! – Я обернулся и, с силой толкнув его, увидел,как он покатился вниз по крутым ступеням – неуклюжая и гротескная фигура свыражением изумления на лице, запутавшаяся в огромных хлопающих крыльях. Ярезко повернулся к нему спиной. Впереди, из открытой двери на самом верху,лился свет.

Я побежал на свет.

– Остановите его! – закричал Мемнох. – Невыпускайте его. Не позволяйте ему унести с собой Плат.

– У него с собой Плат Вероники! – воскликнул один измертвецов-прислужников, внезапно бросаясь на меня из сумрака.

Моя нога едва не соскользнула, однако я продолжал бегомскакать со ступеньки на ступеньку. Ноги сильно болели. Я чувствовал, что ониприближаются ко мне – мертвецы-прислужники.

– Остановите его.

– Не дайте ему уйти!

– Остановите его!

– Отберите у него Плат, – кричал Мемнох, – он подрубашкой – нельзя, чтобы Плат пропал вместе с ним!

Я взмахнул левой рукой, и один из мертвецов-прислужниковприлип обмякшей, бесформенной грудой к скале. Высоко наверху неясновырисовывалась дверь. Мне был виден свет. Я видел свет и знал, что это земнойсвет – сверкающий и естественный.

На мои плечи опустились руки Мемноха, и он крутанул меня ксебе.

– Нет, ты не посмеешь! – прорычал я. – Бог мнепростит. Ты меня простишь, но не забирай ни меня, ни Плат! – гремел я.

Я поднял левую руку, чтобы отгородиться от его протянутых комне рук, и снова ударил Мемноха. Но его спасли крылья: Мемнох взлетел мненавстречу и едва не вдавил меня обратно в ступени. Я почувствовал, как егопальцы пронзают мой левый глаз! Вот они разлепили мне веки и стали вдавливатьглаз в череп, причиняя мне нестерпимую боль, а потом по моей щеке сползла внизстуденистая масса.

Я услышал прерывистый вздох Мемноха.

– О нет... – простонал он, прижав пальцы к губам, вужасе уставившись на тот же предмет, на который смотрел и я.

На глаз, на мой круглый голубой глаз, дрожащий и мерцающийна ступени лестницы. Все мертвецы-прислужники тоже уставились на глаз.

– Наступите на него, раздавите его, – воскликнул одиниз них и бросился вперед.

– Раздавить его, наступить, размазать! – закричалдругой, устремившись к глазу с верхних ступеней.

– Нет, не делай этого, не надо! Остановитесь, вы все! –простонал Мемнох. – Не в моем царстве, здесь вы не посмеете!

– Наступи на глаз!