Так или иначе, но пока все это происходило, в это время на Украину вновь надвинулась мрачная туча: турецкий султан, крымский хан и Дорошенко, взявшие в 1672 году польский город Каменец и на время остановившиеся в своих наступательных действиях, теперь снова собрались воедино, чтобы идти походом в Малороссию и во что бы то ни стало взять город Киев. Теперь Серко снова делался как для царя Алексея Михайловича, так и для гетмана Ивана Самойловича нужным человеком. Оттого Самойлович зорко следит с этих пор за Серко и о каждом его движении доносит в Москву. Так, в грамоте, писанной от 15 июля 1674 года на имя царя Алексея Михайловича, Самойлович извещал, что Серко уведомляет гетмана о движении крымского хана под город Каменец, куда приближался также турский султан с визирем, и вместе с тем, со слов очевидца, передавал царю, что Серко, перешедши в начале июля месяца реку Буг, стоял на Чечельнике; потом оставил Чечельник и поднялся к Умани, где стоял в Капустяной долине со всем войском своим и хотел чинить промысел над басурманами, поджидая войск гетмана Самойловича. К собственной грамоте Самойлович приложил письмо Серко, писанное 6 июля, «с войск над Бугом из-под Козавчина», где Серко сообщал Самойловичу, что в прошлый пяток он хотел учинить воинский промысел около Оргеева, но потом, перешедши Днепр и узнав от взятых языков о приближении крымского хана к Каменцу, а турецкого султана с визирем – к Цоцоре, повернул назад с добычей к Умани, чтобы там соединиться с Уманским и Торговицким полками и общими силами ударить на татарскую орду, стоявшую на речке Ташлыке, недалеко от Торговицы: «Только изволь, вельможность ваша, поскорее прислать ко мне часть войска, находящегося при полковнике Дмитрашке, в особенности же московских донцов с пушками, чтобы те поганые больше не распространялись в нашей и без того разоренной отчизне и душ христианских в неволю не брали. Самому вам, со всею моею любовью и с полным попечением о нашей отчизне, советую наступать, как можно скорее, к Чигирину, со всеми силами, потому что Дорошенко там один, без неприятельской помощи пребывает, как о том я имею подлинные известия»[752].

Недолго, однако, пришлось Серко стоять под Уманью: в августе того же 1674 года стало известно, что турки, перешедши Днепр и вторгнувшись в Подолию, взяли город Лодыжин, а из-под Лодыжина двинулись на Умань. В это же время стало известно и то, что крымский хан, со всеми своими ордами, шел на малороссийские города левой стороны Днепра. Узнав о последнем от пойманного языка, Серко оставил Капустину долину, близ Умани, и поспешил вернуться в Сечь, откуда намеревался идти в Крым на промысел: «А чают, что он ныне в Крыму». К тому времени и крымский хан, оставив Украину 8 октября, повернул в Крым, а турецкий султан, перейдя Днепр, в начале сентября направился в свою землю[753]. Польский король Ян Собеский решил воспользоваться удобным временем и приготовиться к отпору неприятелей; с этой целью он, между прочим, нашел нужным послать большую денежную сумму кошевому Серко и всему низовому войску для найма охотников к войне против мусульман[754].

Характеристика двух важных деятелей времени – Серко и Самойловича. Приход короля Яна Собеского в Западную Украину и замешательство между старшиной и казацкой массой в Восточной Украине. Действия короля и его воевод против татар под Жорнищами, Немировом, Чигирином и Паволочью. Гибель нурредин-султана и бегство его войска от поляков. Доносы Самойловича на Серко в Москву. Оправдательное посольство Серко к царю. Отказ царя в просьбах Серко. Сношения Серко с польским региментарем Мондреевским и королевским послом Завишею. Рассказ об этом самого Серко и царского посла Перхурова. Поход Серко под Перекоп вместе с князем Каспулатом Муцаловичем, стольником Леонтьевым, стрелецким головой Лукашкиным, донским атаманом Минаевым, калмыцким мурзой Мазаном. Рассказ о том же походе Серко в Крым Самуила Величко

Открытое обращение Яна Собеского к Ивану Серко за помощью для совместной защиты Правобережной Украины от мусульман сразу подняло на ноги противника Серко, гетмана Самойловича, и заставило его подозревать кошевого атамана в неверности русскому царю. Серко и Самойлович были бесспорно самыми сильными людьми своего времени и типичными выразителями воли управляемого ими народа. Оба они были верными слугами московского царя, оба по-своему любили свою родину, оба в той или другой мере ненавидели турок, татар и поляков, но оба же они столкнулись на одном и том же пункте и различно высказались о средствах для спасения родины, и между ними возгорелась неугасимая вражда. Самойлович был человек властный и честолюбивый: он лелеял в душе мысль о владычестве над всей Украиной и Запорожьем. Не встречая противоречия на пути своих стремлений в Левобережной Украине, Самойлович, однако, нашел большое препятствие в виде независимой и сильно организованной общины, Запорожья, и его представителя, весьма популярного и весьма влиятельного кошевого Серко. Серко был также человек властный, хотя и менее честолюбивый, чем Самойлович; он не прочь был и от того, чтобы взять в свои руки гетманскую булаву. Мужественный, неустрашимый, свободолюбивый, страстный, горячий, Серко не признавал притязаний Самойловича и открыто питал к нему чувство вражды и неприязни. Но, кроме этого, был и другой пункт, на котором так резко расходились кошевой и гетман: гетман благо для своей родины, а главным образом для себя, видел в полном подчинении себя и Украины Москве; Серко залогом блага для родины считал независимость Запорожья от украинскаго гетмана и московского царя: за царя, за веру отцов Серко готов был сражаться против всех врагов и во всякое время, но в то же время он мужественно отстаивал и самостоятельное положение своего низового запорожского войска. Но так как сношения запорожского войска с Москвой производились через гетмана, то последний нигде не упускал случая, чтобы бросить на кошевого Серко тень подозрения в неверности русскому царю. Гетман Самойлович беспрестанно писал донос за доносом в Москву на Серко, указывал на неверность кошевого царю и собственную преданность русскому престолу. Серко старался всячески оправдать себя в глазах царя и старался доказать, что, сносясь с польским королем, крымским ханом, гетманом Дорошенко, он все же может оставаться и пребывать верным русскому царю.

Но намерение польского короля идти в Правобережную Украину обеспокоило не одного Самойловича: оно взволновало и все население Украины правой стороны Днепра. Видя наступление польских войск, жители вообразили, что король идет с тем, чтобы взять у русского царя Киев и вместе с Киевом всю Восточную Украину. Все чувствовали какую-то тревогу и ожидали необыкновенных событий. Но события эти не выходили из ряда обыкновенных дел. Действие открыли, прежде всего, татары.

18 января 1675 года кошевой Иван Серко послал через запорожцев Яковлева и Лохвицкого письмо Ивану Самойловичу и в этом письме сообщал разные вести гетману: о приготовлении крымского хана к походу, о намерении нурредин-султана и Ширимбея идти в Белогородчину на оборону Волынской земли и турецкой границы; о приглашении запорожцев со стороны калмыков воевать за Крым, и о возвращении с Низа запорожского товарищества, и о распущении его, вследствие изнурения лошадей и недостатка в пропитании, в города для прокормления[755]. Несмотря на это, гетман Самойлович через московского подьячего Михайлова доносил царю, что к нему, гетману, пришла подлинная весть о Серко, который будто бы собирался идти разорять те самые русские города, которые разорял вор и богоотступник Стенька Разин, и не исполнил своего замысла единственно потому, что в том помешала ему запорожская старшина. Теперь же он несомненно собирается к польскому королю и уже писал к нему, как король укажет идти к нему – пехотой ли, конницей ли и с пушками или без пушек[756]. Клевеща на кошевого царю, Самойлович в то же время посылал самые дружеские письма Серко в Сечь. Так, отправляя назад запорожского казака Лохвицкого, гетман писал письмо кошевому и всему низовому товариществу и, выражая в нем свои прежние знаки к ним расположения, советовал не доверять дружбе ляхов и воевать с турками и укорял Серко за то, что он не помнит доброты гетмана и питает к нему вражду: «Лучше любовь иметь, нежели питать недружбу: любовь доброе между людьми умножает, а несогласие все развевает и ни во что обращает. О Келеберде, которую просил себе господин кошевой, пусть не теряет надежды: если он пожелает жить с нами в городах, то для него не только это местечко, но и другие найдутся, и так как в Келеберде нет еще никакого устройства, то об ней нечего и убиваться особенно. О Переволочном перевозе должен вам сказать, что одну половину его доходов будет вам доставлять полтавский полковник, а другую оставлять на полковые надобности. Пусть он, кошевой Серко, не претендует на нас и за то, что мы удержали у себя до царского указа королевских послов, ехавших из Сечи, и провожавших тех послов запорожцев: живя под властью монарха, мы должны делать то, что ему, как Богу, угодно. Впрочем, послов ваших мы держим не в заключении, а во всяком довольстве, и для них лично, и для их лошадей даем пропитание и корм. Когда придет царский указ, то мы готовы отпустить их туда, куда будет приказано нам»[757].