кровное оружие и вытащил из рукава векторный транзит. Круглое устройство с мелкими шестернями и стрелками, оно переносило владельца в конкретное место, которое он отметил заранее на шкале временного горизонта и пространства. Была у транзита пара, и можно было перемещаться от одного к другому. Так Зербраг собирался призвать Юферию из тихого места, когда все уляжется. Он не думал делать что-либо без нее, присутствие фактотума было чрезвычайно важным. Мысль о потере новообретенных воспоминаний злила и тревожила его. Оставалось, как всегда, лишь полагаться на память Юферии.

Так он думал, пока не замер в тени купола, казавшегося величественным монументом. Столь простое сооружение, лишь скромные образы проступающих колонн и стены цельного темного камня. Из мрачного, беспросветного прохода надувало холодом и пылью древности. Зербраг лишь ступил ногой на широкие потрескавшиеся ступени, как почувствовал дрожь в руках и коленях, неизвестно чем вызванную. И благоговейный трепет. Он ощущался всего секунду, как яркая вспышка во тьме, но память о нем инеем покрыла душу.

Никто из солдат не заметил, как большой темный проход поглотил Зербрага, он растворился в нем, как капля в ночном океане. Паладин медленно двигался по скудно освещенному залу, шаги и тихий стук лат звучали подобно грому в этой чистой нетронутой тишине. Тогда-то Зербраг заметил, что внешние звуки сюда никак не проникали. Само пространство казалось огромным, оценить его реальные размеры во мраке было трудно.

А еще оно вызывало странное чувство знакомого, будто Зербраг уже проходил точно так однажды. Тропа повторения, репетмемория. Но он быстро отринул эту мысль как нелепую и не заслуживающую внимания. И бросил взгляд на стены, залитые тенями. Там обнаружилось множество примитивных барельефов, расколотых и разрушенных. Они изображали эквилибрумов, некие мифические мотивы. Зербраг не мог даже предположить, какой префектуре или даже эре принадлежало искусство, — настолько уникальным и странным оно казалось. Но всего одного взгляда хватало, чтобы понять: это что-то древнее, мощное. У Зербрага захватило дух, когда он провел рукой по выпуклому лицу барельефа.

Алеа была права, он оказался в нужном времени и месте, здесь, на границе Вселенной, в сердце умирающей префектуры, где пустота изгрызла и истерзала материю, почти ничего от нее не оставив. Кроме купола. Это будоражило сознание.

Зербраг почувствовал напряжение, точно легкое дуновение ветра или настойчивый взгляд, потому обернулся к центру, самой мрачной точке всего сооружения. И замер.

Перед ним предстали черные каменные ворота. Паладин не мог четко объяснить себе, почему приблизился к ним, хотя все нутро внезапно и до хрипа завопило держаться подальше. Зербраг давно не испытывал такого мерзкого жалкого трепета и уж точно никогда не ощущал себя столь маленьким. Он. Второй паладин. Проживший почти три эры и убивавший противников много сильнее и страшнее самой бездны Обливиона. Его встревожили ворота, тяжело вздымавшиеся над ним на многие метры. Словно это не было предназначено для его глаз, ни один из образов выточенных черных звезд, ни одно из слов на магнификуме. Не место для эквилибрумов и для жизни в целом. Ни для чего в мире. Он совершал преступление, только глядя на эту мрачную реликвию.

Зербраг захотел съежиться, будто в раболепном страхе, — ужасный секундный порыв. Но звезда собрался и вернул самоконтроль. Рука уже была занесена, он хотел лишь коснуться.

Тогда же зал наполнил низкий и тихий, напоминающий шипение текучего песка голос, шепот из бездны.

— Оно не для тебя, эквилибрум.

Зербраг вздрогнул и оглянулся. Тени ожили. Они сползали вниз с черного потолка как разводы, заволакивали барельефы и пол, тяжелой завесой скрыли вход. Ткани тьмы окружали Второго паладина, стремясь к нему непрерывными потоками.

Огонь полыхнул на плечах Зербрага, распространился по рукам. Он не привык чувствовать, как сердце бьется от волнения у самой глотки, и сам этот факт беспокоил его сильнее угрозы. Воздух отяжелел, а пламя Зербрага с трудом горело, ему приходилось прикладывать для этого намного больше сил, чем обычно. Тьма гасила его, даже не стараясь. Подавляла. Сковывала. Он не мог и шагу ступить.

Зербраг лишь раз чувствовал такую устрашающую мощь, перед которой любой Свет был бессилен. Даже все тринадцать Паладинов разом не могли бы ей противостоять — что и говорить о нем одном? Он это понял еще тогда, в последние мгновения двадцать седьмой эры Коллапса, когда в Битве за Люксорус его разорвали на части темные Паладины. Они пришли вместе с ним — с их божеством. Созданием, которого боялся всякий светлый без исключения, о котором слагали сотни легенд, сплетая их с пугающей реальностью. Бессмертный темный, так редко поднимающий свою голову и до недавнего времени считавшийся исчезнувшим призраком прошлого.

Пока тюрьма Антареса не дала трещину.

Среди рваных вихрей тьмы проступил образ в плотных черных одеждах и в белом платке, повязанном вокруг шеи.

— Зря ты пришел сюда, — бесстрастно произнес Гортрас, глядя на Зербрага бездонными черными глазами.

У звезды пересохло во рту. Он знал, что Антарес пленил темного на целых пять тысяч Генезисов, но после освобождения все было тихо. Гортрас никак не давал о себе знать, не повергал немыслимые пространства в тишину вечной Тьмы, не испытывал сильнейших из темных Верховных, не разрушал миры, как в древних мифах или рассказах старых эквилибрумов. Будто затаился. И теперь появился перед Зербрагом лично.

Гортраса не трогало происходящее, он выглядел донельзя апатичным. Не таким его Зербраг представлял. Ему всегда виделся подлинный монстр, а не обычный эквилибрум с темными кругами под глазами, тихий и спокойный. Но в то же время Зербрагу казалось, что на него смотрела сама вечность.

— Ты силен, — отметил Гортрас. Говорил он медленно, взвешивая каждое слово. — Для звезды. Кто ты?

Зербраг не ответил. Не из-за страха. Он не верил, что его имя или должность что-то изменят. Не в этот раз.

Темный наклонил голову к плечу — медленное и плавное движение, хотя Зербраг ощущал это как сдвиг в мироздании.

— Ты Паладин, верно? Еще один из них. — Он вдохнул воздух, словно принюхивался. — Это место помнит тебя. Ты уже осквернял его.

Зербраг до боли сжимал векторный транзит. Стоило нажать, и он бы переместился, но услышанное пригвоздило к месту.

— Я бы запомнил такое. — Паладин удивился, что звучал уверенно.

Гортрас пожал плечами и взглянул на ворота. Они холодили спину Зербрага.

— Еще не пришло время, эквилибрум, они не откроются.

— Ты все это время был здесь. Но даже не помог своему народу, когда мы убивали их?

— С чего ты взял, что это мой народ?

Гортрас медленно приближался. Зербраг хотел отступить, но позади были ворота, а они пугали его не меньше