Короче, вопросов накопилось немало, но, кажется, чем больше ответов было дано, тем легче мне становилось.

— А Антарес? Ты совсем его не видел после всего?

— Нет, — вздохнул я, разглядывая кроны деревьев. — Это неприятно. Хотелось бы знать, почему он так поступает. Но теперь, кажется, Антарес обо мне и не вспоминает. Он же звезда. Верховный. До сих пор не могу это в голове уложить даже спустя столько времени. В любом случае черт с ним. Больше это значения не имеет. Я рад, что успел открыться тебе перед тем, как все закончится.

Фри посмотрела вверх. Там как раз промелькнула короткая дуга метеора. Весь мир простирался перед нами, вся его бесконечность. Но он был закрыт. Свой конец мы встретим здесь.

— Как думаешь, им хоть когда-то было не все равно на нас? — спросила Фри, вглядываясь в звезды.

— Думаю, да. Зачем-то они нас всех создали.

— И в итоге оставили.

Я повернулся к ней.

— Ладно, твоя очередь. Последняя ночь на Земле. Поделись со мной.

Она уже было собралась это сделать, но заколебалась.

— Я не знаю, как начать и что вообще рассказывать. Я сама ничего не понимаю. Если бы ты сам все…

Тут Фри встрепенулась и протянула мне ладони.

— Ты же можешь! Макс, посмотри!

Меня слегка выбило из колеи. К подобным запросам я не привык. Но душа Фри была для меня приятным местом, потому я взял ее руки в свои.

Не думал даже, что все могло настолько поменяться.

Теперь среди свечей обитал кусачий мороз, от которого пол покрылся инеем. С неба, кружась, медленно падали крупные хлопья пепла. Словно где-то поблизости жгли горы бумаги. Я схватил пролетавший мимо подпаленный лист, взглянул на него и замер не дыша. Рисунок черно-белых глаз.

Эхом до меня донесся их хохот откуда-то из глубины сознания. Оторвавшись от бумаги, я узрел ворота. Теперь они казались еще массивнее и страшнее. Внушительная, недвижимая глыба, практически монолит. Я содрогнулся и отступил, боясь прикоснуться.

С листка на меня вырвались все воспоминания, клыками отрывавшие лоскуты от души Фри. Мертвые рыбы в море, деревья, проходящие путь от голых ветвей до густой листвы за какие-то секунды, падающие стены зданий, коридоры, покрытые льдом. Страх и одиночество Фри пробивали меня насквозь сотней острых стрел. Ее поиски, больше напоминавшие вечный спуск во тьму по винтовой лестнице. В полном одиночестве, без нашей поддержки.

Черно-Белые, прошлое Фри, кровное оружие и цепи на воротах. Сила, которая взялась неизвестно откуда: странная, не поддающаяся логике. Осунувшееся лицо Грея, его десятки зрачков, пристально рассматривавшие ее с безумной смесью восхищения и жгучей ненависти. Эфирное стекло заполнилось энергией. Лезвие резануло по воздуху. За ним пришла ядовитая зелень. Она горела, металась, низвергая из себя уродливое, искаженное существо. Я его видел и не мог стоять спокойно под взором пустых глазниц. Скелет с птичьим черепом, как и в Параорбисе, — мерзкий и ужасный, сжирающий все эмоции, кроме дикого ужаса, схороненного где-то под замершим сердцем.

Череп приблизился. Я отнял руки от Фри и не мог отдышаться, пока не заметил, с каким оцепенением она на меня смотрит. Пытаясь понять, как я взгляну на нее в ответ. Как прежде — или по-новому?

Соберись, соберись, черт тебя дери! — гаркнул я на себя.

Я не должен был потерять ее. Но хруст костей твари все еще щелкал в ушах.

Оно стало ее частью. Немного, но все же.

— Эфирное стекло, — вырвалось у меня. — Оно важно. Когда Грей приказал, ты применила свою Энергию, чтобы наполнить стекло, да?

Фри кивнула, тогда я рассказал ей, как смог дать отпор войду. До этого ничего не происходило, но когда стекло наполнилось моим огнем, все изменилось.

— Инквизитор его убил. Меч из эфирного стекла тоже светился энергией, чуть светлее той, что ты отдала Грею. Получается, стекло обретает мощь, только впитав чужую силу.

Я задумчиво поднес кулак ко рту. И думал. Фри терпеливо ждала.

— Я должен взглянуть на записи, — взволновался я, возвращаясь в комнату. — Мы… мы просидели здесь несколько дней, без конца сокрушаясь, уходя в запои и страдая. Мы думали, что у нас нет выхода.

— Но ведь его нет…

— Фри, а что, если именно твоя Энергия сможет его убить?

Она застыла в дверном проеме. Ветер надувал шторы, развевал ее волосы.

— Может быть, неспроста ты получила ее, — продолжал я. — Может быть, именно для этого? Если Грей связан с Обливионом и войдами, а та фиолетовая Энергия разрушает их, то мы сможем его остановить! Нам лишь снова нужна твоя сила!

— Но у нас не осталось эфирного стекла.

— Тогда выпросим у звезд! Тех, что еще здесь. Мы убедим их. Если мы обезвредим распространителя, то Землю не нужно будет уничтожать! Оверин же сам сказал: если бы удалось отделить Грея от Мора, то нас оставили бы в покое!

Я уже дернулся к выходу, когда понял, что протекторша, понурив голову, осталась на месте.

— Фри. — Я осторожно подошел к ней. — Мы разберемся с этим. Вообще со всем. Я тебе помогу, обещаю, ты можешь положиться на меня в любой момент. Ты и всегда могла вообще-то. — Она лишь кивнула. Закусив щеку, я договорил: — Ты зря считаешь себя бесполезной и проклятой. То, что я увидел, таковым не является. Мне жаль, что ты прошла через все это в одиночку. Представляю, как тяжело тебе было. Но ты справилась, и просто отлично. Оно тебя не сломало, понимаешь? Ты стойкая, храбрая душа. Сейчас все неясно, но мы поймем, обязательно. Пока что, чем бы твои силы ни являлись, они выглядят как дар. И попали они в руки самому лучшему человеку, которому только могли.

— Правда разберемся?

— Душой клянусь.

* * *

Фри спешила обратно к Лазарету. После разговора с Максом ей стало лучше, правда. Но вместе с тем ее распирало, буквально протыкало изнутри от гнева. Это больше не была злость на себя, скорее на ситуацию, на все беды, обрушившиеся на их головы.

Они все еще могли не успеть спасти себя и Землю. Могли ошибиться с эфирным стеклом. Могли не вылечить Стефана, оставить его умирать раз за разом до рокового финала. И пока все это происходит, у Фри имелись силы, способные справиться со всем. Они буквально были у нее в руках. Но подчиняться ей не хотели.

Она остановилась посреди коридора, освещенного бледным отблеском Земли. Эмоции лезли наружу, больше Фри сдерживаться не могла, все накопилось сверх меры и изливалось из нее. Но не через рыдания. Она закричала, громко, с гневом на весь несправедливый мир, загнавший ее и друзей в безвыходное положение.