вслушивалась в порывистое дыхание и думала, что Стеф уже заснул, когда тот едва слышно произнес:

— Я знаю… что это лишь из жалости. Как и все остальное, что вы делаете для меня. Я понимал всегда… и все равно спасибо… что осталась. За все.

— Что? — Фри удивленно посмотрела на Стефана. — Из какой жалости? Стеф, ты важен! Для всех нас! Для меня! Почему ты…

Она не договорила, подавив слова. Спор бы отнял у него силы, которых и без того осталось мало. Вместо этого она проглотила застрявший в горле комок, положила подбородок на макушку Водолея и спустя пару минут тихо замычала под нос. Мелодия не блистала чем-то выдающимся, казалась фальшивой из-за нервного дыхания. Фри надеялась, что это поможет Стефану успокоиться. Его дрожь постепенно спадала, он и вправду заснул. Вместе с этим по щекам Фри пробежали слезы, крупные и горькие. Она больше не могла сдерживаться, они застелили ей взор, но смахнуть не было сил. Их вообще ни на что не осталось. Ушло все: каждая эмоция и чувство. Место в груди занял ком душной апатии. Фри лишь сильнее стиснула Стефана, когда через некоторое время его дыхание стихло настолько, что стало почти неразличимым.

Прошло так много времени, что она замерзла и смолкла. Фри и не заметила, когда сердце Стефана прекратило биться. В момент осознания ее захлестнул вакуум тишины, словно вода забила уши. Лишь тонкий комариный звон в голове. Фри затрясло.

Держа перед собой наручные часы и глядя на отметку в шесть часов, она не переставала думать обо всем ужасе творящегося. Это касалось не столько смерти, сколько полного непонимания: почему со Стефаном она одна? Где остальные? Как они могли найти дело важнее, чем быть с ним — здесь и сейчас? Почему Макс и Сара охотились, почему Дан успел похоронить друга? Почему никто, кроме нее, не пришел в момент, когда Стеф нуждался в других?

А если бы он не воскресал? Он бы умер, и никто об этом не узнал?

Фри давилась слезами, изредка всхлипывая, прижавшись к безвольной голове со свалявшимися черными волосами.

Шесть ноль один.

— Пожалуйста…

В шесть ноль три Стефан дрогнул, и Фри облегченно выдохнула. Он так и не проснулся. Ее трясло от бессилия и злобы на других. Оставалось так мало времени на все на свете, что Фри решила не молчать и скрепя сердце направилась к башням протекторов.

Глава XXXX

Последняя ночь на земле

Я проверил все, как и настоял Паскаль, даже сходил в Архив ради такого и заставил ассистов напрячься со столь сложным запросом.

Зеленые. Светло-зеленые с изумрудным отливом. Такими были облака на той планете. Прямо как изначальный цвет глаз Грея — это я выяснил по его снимкам еще времен протекторства.

Оказавшись в комнате, я первым делом потянулся сохранить последнюю память в мемориум. Я не знал, какой в этом теперь смысл, но по странной причине это приводило мысли в порядок и успокаивало. Будто все еще был смысл хоть в чем-то.

В дверь забарабанили как раз в тот момент, когда из глаза в линзу перетекали последние события минувших дней. Я распрямил затекшую спину, встал и впустил Фри. Ее зареванный вид потряс. Она никогда так не выглядела. И я даже не думал, что могла.

— Ты! — набросилась она, оттесняя и тыкая пальцем мне в грудь. — Где тебя носит, черт подери?! Ты… Почему ты…

Она не договорила, начав задыхаться и плакать. Сморгнув потрясение, я сделал шаг к Фри, и та моментально прижалась ко мне, не прекращая рыдать. Это длилось долго, а я молчал, просто давая подруге прийти в себя.

— Почему тебя не было рядом с ним? — спрашивала она, икая и отстраняясь. — Почему тебя не было рядом со мной? Я устала тащить это на себе! Тебя рядом нет, и Дана, и других. Я устала постоянно реветь и быть соплей, это же не я!

Протекторша закрыла лицо ладонями в тщетной попытке успокоиться.

— Я устала быть одна, — всхлипывала она.

Ее рукава скатились, блеснул металл. Я отодвинул ткань и увидел странный наруч, по которому скользили кольца орбит.

— А это что?

Она посмотрела на них и горько выдохнула.

— Макс, у тебя была тайна, которую ты никому не мог доверить, потому что боялся, что тебя сочтут неправильным? Даже близким друзьям. — Фри говорила так, словно отрывала каждое слово от сердца. — У меня такая, кажется, есть. И я не знаю… не знаю, как рассказать! Но очень хочу. И боюсь, что ты и остальные больше не будете смотреть на меня как раньше. А это все давит изнутри, становится таким чертовски тяжелым. Как быть с таким дальше — неизвестно и страшно. Ты хоть когда-нибудь испытывал подобное?

Я медленно закрыл дверь и замер. Мне было известно, о чем она. Звезды, я чувствовал то же изо дня в день уже долгое время.

— Знаешь, это есть у всех. И почему-то мы держим такое в себе, боясь открыться другим, не понимая, что похожи. Это как собственная клетка. И мы носим ее с собой. Ты, я, Стефан, Сара… Даже Дан, я уверен. Почему-то мы все так уверились, что разберемся со своими проблемами в одиночку, — мол, другие не поймут и отвернутся. Но так только хуже. Если ты сам себя не понимаешь, то, может быть, это смогут сделать близкие тебе люди? Нам просто нужно разговаривать. От этого становится легче. Я понял это не так давно, поделившись всем с Сарой.

Фри молчала с вопросом на лице, на что я улыбнулся:

— И это помогло. Мне показалось, что с шеи петлю стянули. Так что, отвечая на твой вопрос… Если я расскажу о своей клетке, то тебе будет проще открыть мне свою?

Не сразу, но она кивнула. Я выдохнул для уверенности. Сняв с себя подвеску, увидел в зеркале позади Фри себя настоящего. Ее глаза изумленно округлились.

— Надо было давно тебе показать, — произнес я. — Но я тоже боялся, что ты не поймешь. Глупо, да? Ну вот он я. Полузвезда, получеловек, неполноценный с обеих сторон. Нет, это не последствия слияния с Антаресом. Оказалось, я такой с рождения.

Час с лишним мы стояли на балконе, Фри задавала вопросы, а я отвечал. На какие мог.

— Подожди, а как ты спишь? И что ешь? Вроде нормальную еду, я видела! А в туалет вообще ходишь? Что у тебя с органами, я слышала, что у эквилибрумов нет печени и остальной половины наших, а другая половина работает иначе!

— Давай хоть какие-то секреты за