темного. И чем стремительнее сокращалось пространство для маневра, тем быстрее Паладин терял самообладание.

— А ты убил их, — молвил Гортрас. — Всех до единого. И сделал правильную вещь. Вы жертвуете собой и убиваете. Такие, как ты, — убийцы и разрушители миров. Да, я чувствую тех, кто похож на меня.

— Не сравнивай меня с собой! — вскипел Зербраг, голос его предательски дрогнул. Между ними оставалось меньше полутора метров. — Ты — монстр!

— Все мы монстры. Пока бьемся о створки ворот, губим чужие души и скитаемся в бесконечности, в процессе беспрерывного умирания.

Черные глаза вонзились в душу Зербрага, впитали ее в себя.

— Спасибо, эквилибрум. — Каждое его слово гудящей волной сотрясало воздух. — Ты приблизил конец еще немного. Скоро наступит время Принципиума. И ты ощутишь его. С той стороны дальнейшего пути.

Зербраг в ужасе попятился, когда Тьма обрушилась на него, сдавила со всех сторон. Ему хотелось кричать, но она заткнула рот и заполнила легкие водными потоками. Он успел запустить транзит, исступленно глядя в черную космическую бездну и чувствуя, как тело распадается на части.

Часть IV

И вечно в поисках себя

Глава XXXXII

Забытая партия

Поднять веки удалось не с первого раза, даже, наверное, не с пятого. А открыв, я не сразу смог что-то разглядеть. Взгляд фокусировался медленно, точно бы приходилось смотреть через мутное бутылочное дно.

Сперва я разглядел потолок — он казался дальше, чем был на самом деле, весь в светящихся многогранниках, что-то вроде сот. Зачем-то начав считать их, я наконец схватился за мысль, что такого в Соларуме не было, и резко сел.

Зря.

В голове загудело и зазвенело, будто в ней опрокинули коробку с посудой. Тело неохотно откликалось даже на предполагаемое лишнее движение, поддавалось неповоротливо и тяжело. Решив не торопиться, я оценил обстановку.

В полу была круглая полусфера, достаточно просторная, чтобы спать в ней. Вместо подушек или одеял — странная упругая мягкая масса, отдающая теплом. Сначала я подумал, что не до конца проснулся, а потому для верности потрогал рукой. Это и вправду оказался дым — скользивший, вихрившийся и плотный. Выходило, что спать мне пришлось на облаке.

Я кое-как выбрался оттуда, и хорошо, что с первой попытки. В голове мутнело, все вокруг воспринималось тупо и не сразу. Хрупкие лучи света просачивались сквозь большое овальное окно, едва задернутое шторами. Я уже протянул руку, чтобы коснуться их, но стоило ткани шелохнуться, тут же отпрянул назад. В щелях виднелось темное небо. И, судя по обилию звезд, — не наше.

В стороне серебряными вставками сверкал мой мундир, сложенный на столе. Я медленно подобрал его со смутным чувством и огляделся. Это не походило на спальню, обживаемую на постоянной основе. Даже запахов никаких, лишних вещей тем более. Стены покрывали прямые геометрические узоры, серебряные ромбы и линии. Смотрелось… не знаю… богато? Хотя я понятия не имел, как такие прилагательные применять в отношении заоблачников.

И тогда наконец в голове щелкнула еще одна мысль.

Меня опять похитили.

Я заволновался, сердце мгновенно рухнуло к полу от воспоминаний о Зербраге. Комната сузилась до размеров каморки.

Но, вопреки ожиданиям, стоило мне коснуться гладкой поверхности двери, в которой ручки даже не предполагалось, как она разлетелась на мерцающие частицы, открыв проход, а когда я вышел, так же тихо собралась обратно.

Все еще сбитый с толку и встревоженный, я двинулся по бледному холлу. Эхо шагов едва отлетало от стен. Следующая комната тоже открылась сама собой. Странно: если меня похитили, то почему позволяли шастать где попало?

Я оглядел небольшой рабочий кабинет. Он казался мрачным, свет шел лишь от проекций, развернутых рядом со столом, в красивой и витой бронзовой оправе. Судя по всему, кто-то совсем недавно сидел здесь и заполнял документы. Подойдя ближе, я попытался вчитаться в них, но столкнулся с проблемой, о которой когда-то слышал от Ламии. Мы, протекторы, хорошо и незаметно для себя переводили почти все языки эквилибрумов на слух — простая работа эфира. Но вот большая часть их письменности давалась со скрипом. Пробежавшись по строчкам, казавшимся гурьбой кругов и ломаных линий, я кое-как вырвал из заголовка «Лучезарная» и «пятого легиона». Смыслы накатывали волнами, будто ухватился за старое воспоминание.

На стенах висело несколько картин. Я даже подошел вплотную, чтобы разглядеть и понять: мне не показалось. Словно сплетение дыма, подробные и невероятно проработанные, они выглядели объемными. Почти не было сомнений, что пейзаж был окном в другой мир, не ограниченным рамой и полоской морского горизонта. Но вот от взгляда некой звезды желтого спектра, обитавшей на соседней картине, мне стало тревожно. Она стояла по пояс в серебряных травах, под красным небом, и спокойно смотрела на зрителя. Думалось, трава вот-вот зашевелится от ветра, волнами скользящего по полю, а сама звезда вскинет голову или отведет глаза, но все оставалось замершим.

Я обернулся, чтобы выйти и продолжить изучение соседних комнат, но тут же замер, обнаружив в дверном проеме фигуру, бесшумно следившую за мной оттуда. В серебряных глазах блеснул интерес.

— Не мог усидеть на месте?

Под взором Антареса я не сразу вспомнил, как дышать. А как говорить — забыл тем более. Он перевел внимание на мои руки. Рукава рубахи оказались закатаны, чему ранее я не придал значения.

— Может, расскажешь, откуда и зачем у тебя появилась точка горизонта? Собрался странствовать в нашем мире? — Антарес пытливо склонил голову к плечу. — Или ты уже?

— Это вроде как не запрещено, — ответил я, неловко натягивая мундир.

Он молчал, я тоже слов не находил. Даже взглянуть на него не был способен.

Не так я себе представлял новую встречу.

— Я вернулся совсем недавно, — спокойно начал Антарес. — Из мест настолько далеких, чтобы сообщения туда приходили либо с задержкой, либо мгновенной доставкой затрачивая огромные ресурсы.

— И что, Верховный не может требовать, чтобы почту ему доставляли немедленно?

— Верховный не может требовать. Верховный должен служить. Если это не в интересах Света и светлых душ, я не имею права на расточительство и решения, в которых замешана личная выгода.

Будучи родом с Земли, выросший в человеческих понятиях и ценностях, я не особо понимал его. Как и то, куда Антарес клонил.

— В одной из новостей, в той объемной выдержке, было описание ситуации с Террой. Поэтому я узнал обо всем так поздно.

Чувство недоброго сгустилось в груди.

— Зачем я здесь?

— Ты здесь, потому что я нарушаю обет, данный в Зеркальном Шпиле при