время на моей родине скоро наступит. Я не хочу… не хочу умирать насовсем. Не так. Это ведь бессмысленно и жалко. Пока я здесь, даже с гребаным концом света еще есть какой-то шанс… но на той стороне его не будет.

— Я бы хотела тебе помочь. — Ее голос дрогнул. — Если бы только я знала как… Но я опять бесполезна…

— Ты не бесполезная.

— Ты сам меня так назвал. — Фри даже не стала сдерживать грустную улыбку, кажущуюся столь дикой в тот момент. — Когда я пришла к тебе тогда, давно. Ты совсем этого не помнишь после того, как отдал Поллуксу десять лет памяти?

— Помню вечер. Сам разговор — плохо.

А вот Фри помнила его отлично. Даже спустя столько времени она прогоняла в мыслях услышанное тем днем, ведь оно, по сути, создало ее нынешнюю, следовало по пятам и кололо всякий раз, вызывая еще больше неуверенности в себе.

— Я пришла к тебе, чтобы поддержать, — скорбно донеслось от Фри, снова отвернувшейся к дождю за окном. — Тебя только отпустили из суда с оправданием, после двух недель в карцере.

Там было темно, в его комнате, но Фри смогла разглядеть сквозь открывшуюся щель, что Стефан замазывал стену серой краской. Раньше на ней были изображения соборов, удивительно воздушные и подробно нарисованные. Но протектор решил уничтожить свою работу, а Фри отвлекла его от дела. Он смотрел на нее так холодно, будто она провинилась перед ним. Этого Фри от Стефа не ожидала.

— Ты вышел. В краске, в пятнах, совсем убитый.

— Фри…

— А потом, когда я попыталась хоть что-то сказать, ты… тебя словно подменили.

Протекторша почувствовала, как глаза защипало от слез. Стефан точно хотел отыграться на ней за все случившееся с ним. Его обвинения были чертовски обидными до сих пор, даже сейчас, после того как между ними все вновь стало хорошо. Порой так бывает — когда слова годами дерут душу на части, не теряя силы. Ваяют из людей кого-то другого.

Стефан смотрел на нее будто в молчаливой просьбе не продолжать. Словно оно тоже его глодало.

— Ты тогда сказал мне… — Фри пришлось собраться с духом, чтобы воскресить эти слова. — Сказал, что ты не понимаешь, как я стала протектором. Звезды ошиблись. Что после всех моих тренировок ты уверен: я бесполезная жалкая обуза и буду лишь мешать другим, ведь сама защититься не смогу. Что я умру жестоко и болезненно, по глупости. Потому что слабая. Без способностей. Вкладывать в меня силы и ресурсы — бессмысленная трата времени. Здесь не нужен калечный бестолковый протектор. Ты считал… считал, что я занимаю место «нормального» человека. И надеялся на скорейшее исправление этого.

Он сказал тогда намного больше, ядовитее, и каждая фраза ранила ее ножом. Фри доверяла Стефу и никогда бы не подумала, что он видит ее такой. Мусором со сломанной душой.

— Я сбежала, — подытожила она. — И возненавидела тебя. Я не думала, что суд так тебя изменит.

— Фри…

— Почему ты так поступил, Стефан? Мы же были друзьями! Зачем…

— Я за час до этого себе голову прострелил.

Фри потрясенно замерла.

— Суицид — прямая дорога в Обливион. Но тогда я нажрался и понял, что жить с произошедшим не смогу… Решение суда было… несправедливым. Я убил не просто людей. Протекторов. Друзей. Я нарушил самый главный закон этого места. Все это понимали. Я должен был понести наказание. За страх и слабость. И в итоге и то и другое помешало спустить курок в нужное время… — Теперь уже невпопад улыбался он, через силу и, скорее, от безысходности. — А так долго решался. В конце концов опоздал и просто загадил стены… — Стеф резко поморщился от боли, из глотки раздался хрип. — Сраный Коул… Все из-за…

— Почему ты не рассказал мне? — холодея, вымолвила Фри. — Я бы все поняла! Черт, кто-то должен был находиться с тобой рядом в тот момент! Стефан, я бы поддержала!

— Я же сказал: я хотел себя наказать. До твоего прихода только и успел очнуться, переодеться и умыться. И стал убираться. Запаниковал, что ты увидишь кровь на полу. Я… не должен был прогонять тебя так жестоко, но после мозговых травм всегда туго соображаю.

Слова застряли у Фри поперек горла. А Стеф продолжал, сбивчиво, торопливо, как в бреду:

— Мне стыдно. Я хотел тебя задеть. Давил на самое больное. Но перестарался. Это были мои тараканы, не твои… Я не должен был… Ты не бесполезная. Ты удивительная. Никто другой так бы не развился. Мы легко пользуемся эфиром, ты — нет. Но при этом сражаешься с нами на равных и даже лучше. Фри, ты… характером сильнее всех этих идиотов… Сильнее, чем я… Прости меня… Прости…

Стеф дышал часто, задыхался. А затем изогнулся, тяжело застонав от боли.

Фри испуганно вскочила и бросилась к выходу.

— Приведу комету…

— Нет!

Она замерла в проходе, непонимающе глядя на обмякшего Стефа.

— Не оставляй меня одного… — тихо взмолился он в никуда. — Пожалуйста.

Фри сделала шаг к Водолею.

— Я устал… Я так устал…

Взяв себя в руки, протекторша спросила:

— Хочешь, я останусь с тобой? Пока ты не уснешь.

Он поднял тяжелые веки и мутно посмотрел на нее, казалось бы, с искрой недоверия. Но в конце концов просто кивнул. Поколебавшись, Фри легла рядом с ним, по другую сторону от раны, и осторожно приобняла. Стефан показался ей таким ледяным, на коже выступал пот. Он без сил привалился головой на ее плечо, не переставая биться мелкой дрожью.

— Часы… — попросил Стеф.

На тумбе лежали две пары. Одни карманные и золотые, которые не шли. Другие наручные — с ними все было в порядке. Фри притянула к себе все и положила на одеяло. Стефан одеревенелой рукой сжал золотые насколько мог и оберегом прижал к груди.

— Сколько времени?

Взяв и посмотрев на вторые часы, Фри отчиталась:

— Без двадцати пяти шесть.

— Главное — пережить время…

— Эй, ты не умрешь, — Фри ободряюще сжала его предплечье. — Только не в мою смену, слышишь?

— Сейчас, возможно, нет… Но скоро.

— Не говори так.

— Фри, я покойник. Ты и сама уже поняла.

Это было сказано настолько твердо, что девушка не смогла спорить. Стефан смирился, несмотря на страх. Ему не нужна была ни жалость, ни убеждения. Лишь тот, кто останется с ним до конца.

— Вечность дала мне слишком много времени, — выронил Стефан. — А я его даже потратить правильно не смог.

— Прекрати себя хоронить! — с жаром воскликнула Фри.

— Надо было извиниться перед тобой намного раньше. Столько времени впустую…

Она лишь сильнее сжала челюсти. Протекторша с состраданием гладила его,