Дзекоин уже шла через двор – голова низкоопущена, шаги медленны, кимоно развевается в слабом утреннем ветерке. Это былхолодный ветерок. Ветер на рассвете всегда холоден. Сколько раз он морозил еголицо на капитанском мостике! Сколько раз ещё это повторится? Но не для Дзекоин.

– Кто там? – спросили из-за двери.

– Принцесса Дзекоин.

– Вы виделись с принцем?

– Я пришла от него.

Дверь распахнулась, и Уилл шагнул следом запринцессой. Несколько мгновений он ничего вокруг не видел – так темно быловнутри, так затянуто все дымом. По стенам горело с полдюжины факелов, виднелосьнесколько пирамид с копьями и мечами и одна или две с аркебузами. И большеничего. Опустевший арсенал Тоетоми. Всё остальное израсходовано в битве.

Но не совсем все. Когда глаза постепеннопривыкли к полумраку, он разглядел кучи сухой соломы и змеящиеся к ним по полудорожки пороха. Тоетоми приготовились к своему последнему акту неповиновения.

Но как мало осталось их от тех тысяч, которыемаршировали за знаменем с изображением золотой тыквы! Оно Харунага, стоящий всторонке, по-прежнему в доспехах, руки сложены на груди. Исида Норихаза, злобноразглядывающий Уилла, сидя на полу рядом с принцем Хидеери. Сам Хидеери,очевидно, уснувший, лежащий на боку спиной к двери под накинутым одеялом, еголаты валялись рядом. Было здесь ещё с полдюжины других самураев и примерно двадесятка женщин, сгрудившихся в дальнем углу. Была здесь и Пинто Магдалина – онасидела, прислонившись спиной к стене напротив выхода, на её коленях покоиласьголова Филиппа. Значит, она всё-таки признала его своим сыном – сейчас, напороге гибели? Или она была просто женщиной, успокаивающей испуганного ребёнка?

– Что передал для меня принц? – ПринцессаЕдогими вышла из кучки женщин и сделала несколько шагов вперёд, чтобы получшеразглядеть сестру. Она смыла белила, и её прекрасное лицо было спокойно ибезмятежно, как и всегда. Но под чудесными чёрными глазами виднелись следыслёз, а расшитое шёлковое кимоно превратилось в грязную тряпку.

– Он предлагает вам выйти наружу и предстатьперед правосудием Токугавы либо оставаться здесь – как вам захочется. Ему всёравно. Но сегун дал нам на размышление полчаса.

Едогими повернулась к Уиллу.

– А ты?! – воскликнула она. – Ты ведь долженбыл умереть! Какой злой дух защищает тебя, Андзин Миура, оставляя целым иневредимым, чтобы ты преследовал меня до самой смерти? Что здесь делаешь ты?

– Я сопровождаю принцессу Дзекоин, моя госпожаЕдогими, – отозвался Уилл. Я выступаю свидетелем от имени Токугавы.

– Так почему бы мне хотя бы сейчас не получитьтвою голову? – прошептала она.

– Потому что тогда даже сеппуку не спасёт вашетело от поругания, – ответила Дзекоин.

Едогими несколько мгновений не сводиларазъярённого взгляда с Уилла.

– Что ж, значит, в конце концов, – проговорилаона, – я всё-таки привязана к псу. Иеясу всегда добивался своего. Скажи мне,Андзин Миура, какое преступление я совершила, кроме стремления к власти – дажене для себя, а для моего сына? За какое преступление я должна так страдать?

Как он должен ненавидеть эту женщину. Как ондолжен ненавидеть её хотя бы уже в ответ на ненависть, которую она питала кнему. И всё же в этот момент в его душе была только жалость. Но не толькожалость пробуждалась в нём, когда он смотрел на это вздымающееся кимоно, набесконечную красоту её глаз.

– Нет никакого преступления, моя госпожаЕдогими, – ответил он. – Вам нужно только довериться справедливости принца, ивы познаете его великодушие. Сейчас им движет гнев, потому что вчера погиблостолько его лучших людей, потому что решение вашего спора столь затянулось. Ногнев его пройдёт.

– Я – Асаи Едогими, – произнесла она,отворачиваясь. – Принц проснулся?

Хидеери поднялся на колени, стряхивая остаткисна.

– Я не сплю, моя госпожа мать.

– Ты слышал о милости Токугавы?

– Я не ищу милости у Токугавы, моя госпожамать.

– Тогда твои соратники ждут своей команды.

Тоетоми но-Хидеери взглянул на мать, и ноздриего затрепетали. Не сводя с неё глаз, он негромко сказал:

– Исида Норихаза, ты будешь помогать мне.

– Мой господин… – Норихаза поднялся и вытащилдлинный меч. Он подошёл к Хидеери справа и встал там, оперев кончик клинка оземлю.

– Подождите! – начал Уилл, но принцессаДзекоин схватила его за руку.

– Никто не может помешать человеку,готовящемуся умереть, Андзин Миура, – прошептала она. – Даже принц не проститтебе это святотатство.

Он закусил губу в гневе и отчаянии, когдаХидеери встал на колени и сложил в молитве ладони. Потом, не торопясь,движением плеч стряхнул на пол кимоно. Как молод он был, как узки его плечи. Нагруди у него не было ещё ни одного волоска – только бисеринки пота и ходящиеходуном торчащие рёбра.

Принц медленно вытащил из-за пояса длинный мечи положил его рядом на пол. Потом вынул короткий, снял ножны, попробовал лезвиепальцем. В здании не раздавалось ни звука, и ни звука не доносилось снаружи.Потому что Токугава знали, что происходит сейчас внутри.

– Простите меня, моя госпожа мать, – произнёсХидеери и, держа кинжал двумя руками, вонзил его себе в живот. Клинок легковошёл в гладкое смуглое тело – слева, под сердцем. Лезвие повернулось, иХидеери, держа клинок все так же двумя руками, повёл его к правому боку. Воздухс шумом хлынул из его ноздрей в тот же момент, когда кровь хлынула изразверстого живота, выливаясь алым каскадом из распоротого тела – как чай,выплёскивающийся из опрокинутой чашки.

– Давай! – взвизгнула Едогими, и длинный мечНорихазы со свистом рассёк воздух. Голова Хидеери отлетела вперёд и стукнуласьоб пол. Кровь фонтаном ударила из рассечённых артерий шеи, и тело упало вперёд,изуродованным животом вниз, в лужу крови, быстро растекающуюся вокруг.

Вздох пронёсся по помещению. Уиллпочувствовал, как его мышцы превращаются в вату. Почти. Он ненавидели этогомальчика.

– Он подал сигнал, – сказала Едогими негромко.– Вы видели, он подал сигнал.

Самураи смотрели на неё расширенными глазами.Она повернулась, взметнув копну волос, и бросилась к Уиллу:

– Он подал сигнал, Андзин Миура. Скажи, что онподал сигнал.