– Так будет, и так есть, Уилл. То копьёпробило мне почки, и никакой надежды на выздоровление нет, сколько бы месяцев яздесь ни пролежал. Но род Токугава должен остаться у власти, остаться навсегда– на сто, на двести лет и даже больше. Для блага Японии, Уилл. Слишком долго мызанимались только тем, что воевали друг с другом. Когда мы соберёмся наследующую войну, это должна быть война в вашем, европейском духе – война зановые земли, за процветание, а не за честь и личные амбиции. Поэтому, когдадаймио – как бы долго они ни прожили, – посмотрят на клан Токугава и решат, чтоон стал слишком могуществен, – пусть они вспомнят Осаку и те тысячи, чтопогибли здесь, пусть вспомнят головы, насаженные на шесты, и пусть их душиуйдут в пятки. – Тонкие пальцы сомкнулись на кисти Уилла. – Пусть они научатсяжить в мире и согласии. Ты помнишь, Уилл, наш разговор в ночь передземлетрясением в Эдо? Я сказал тебе тогда, что сложу с себя обязанности сегунаи займусь составлением кодекса самурая.

– Я помню, мой господин.

– Так вот он составлен. Больше того, ясоставил кодекс для каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребёнка в Японии.Это моё завещание народу Империи. По этим инструкциям они будут жить ипроцветать, Уилл. И это будет счастливая страна. Богатая страна.

– Я не сомневаюсь в этом, мой господин. Иеясуоткинулся на подушки.

– Ты льстишь мне, Уилл. И лжёшь мне.Интересно, как часто ты делал это раньше, чтобы порадовать меня?

– Мой господин, я не сомневаюсь, что вашизаконы – хорошие и справедливые законы, нацеленные на благо вашего народа. Но яне могу не думать, что законы сами по себе не так уж и важны. Важно то, как ихбудут толковать. И кто будет воплощать их в жизнь. А вас, мой господин принц,уже не будет здесь, чтобы руководить страной.

Влажно блестящие глаза обратились к Уиллу.

– Ты тревожишься за Японию, Уилл?

– Кто может предсказать будущее, мой господин?

– Да, действительно, Уилл. Но ты был здесь,рядом со мной. И даже рядом с моим сыном. И с другими могущественными людьми.Португальцы дали нам своего Бога, но он пришёлся нам не по вкусу. Испанцы далинам своё стремление к богатству, но оно только позабавило нас. Голландцы и твоиангличане, Уилл, дали нам желание торговать. Для самурая, Уилл, это почтиоскорбление. Из всех людей, пришедших из-за моря, только ты, Уилл, дал намсамого себя, дал нам представление о другом разуме, другом мужестве, отличныхот тех, к которым мы привыкли. Я написал эти кодексы, эти законы, узнав тебя,Уилл. Полюбив тебя. И уважая тебя. Кто знает, какую роль ты сыграл для будущегоЯпонии, Уилл? Кто, кроме богов, может знать это наверняка? Но сейчас я хочу,чтобы ты выбрал своё будущее сам. Знай одно – мы будем вечно благодарны тебе.

Тадатуне ехал с ним часть пути. Он тоже считалсвоего друга погибшим и теперь был счастлив снова чувствовать рядом его плечо.

– Я не понимаю твоей печали, Андзин Миура, –произнёс он. – Может быть, ты и не убил Норихазу, но ты сражался с ним с мечомв руках – и не был побеждён. И в конце концов он умер подобающей смертью.

– А больше ничего не важно, – с горечью сказалУилл.

– Ничто не должно быть важным для человека,кроме его врага. Ты собираешься покинуть Японию?

Уилл взглянул на него, но ничего не ответил.Хатамото натянул поводья.

– Я не хочу влиять на твоё решение, дорогойдруг. Но если снова окажешься на Кюсю, будь уверен, что Сацума примут тебя какбрата. – Он повернул коня. Уилл помахал ему и поскакал дальше, в Миуру.

Никаких трупов в Миуре. Никакого грохота боя вМиуре. Никаких завываний сигнальных рожков и никаких воплей умирающих. Никакогорёва пламени, никаких рушащихся брёвен. Ничего, кроме лёгкого ветерка,поднимающего рябь на водах Сагами Ван, как это было с основания мира. И какбудет до скончания веков.

Однако люди были здесь. У открытых настежьворот стоял Кимура, стояли его крестьяне, согнувшись в коутоу при приближенииих повелителя, а у берега покачивалось на якоре «Морское приключение». Всеморяки высыпали на палубу.

И здесь же, у ворот, ждали его Кокс сМельхиором.

– Клянусь Богом, Уилл, наконец-то я снова вижутебя, – воскликнул начальник фактории. – А мы слышали, и не один раз, что тыпогиб.

Уилл спешился, жестом поднял слуг и крестьян.

– Надеюсь, больше вы обо мне такого неуслышите, друзья. По крайней мере, пока я действительно не отдам концы.

– Но, Уилл, это правда – насчёт массовыхказней?

– Правда. Месть Токугавы – не цветочки.

– А про священников? Говорят, что португальцевказнят по всей Империи.

– Это тоже правда.

– А про то, что принц умирает? Уилл кивнул.

– А потом мы останемся на милость сегуна, –проворчал Мельхиор. – Сегодня португальцы, завтра – испанцы, а потом очередьдойдёт до голландцев и англичан. Хидетада ненавидит всех нас.

– Что? Что? – Кокс поспешил за Уиллом,поднимающимся на крыльцо. – А ты-то веришь; что получится именно так, Уилл?

Уилл кивнул:

– Да. Я думаю, что так и будет. Не завтра,конечно. Может быть, даже не в этом году. Но Мельхиор прав – сегун презираетвсе страны, кроме Японии, а христианское учение просто ненавидит.

– О Боже, – Кокс остановился как вкопанный,пощипывая себя за губу. – И это после всего сделанного нами!

Мельхиор поднялся вслед за Уиллом по ступеням,где на коленях ждали Асока и Айя, а с ними – Сюзанна и Джозеф. Уилл сгрёб детейв охапку, прижимая к груди.

– Как вы выросли! – сказал он. И по его щекамвдруг потекли слёзы.

– Ты был в Осаке, папа, – произнёс Джозеф. –Там, где была великая битва. Расскажи нам о ней. – И про головы, папа, –закричала Сюзанна. – Про все эти головы!

– Что ты намерен делать, Уилл? – спросилМельхиор. – Корабль уже загружен припасами.

Уилл опустил детей на пол, отодвинул дверь-ширму,взглянул на черноволосую головку. Рядом стоял маленький столик с бутылочкойподогретого сакэ.

– Добро пожаловать в Миуру, мой господин.

Он закрыл дверь, упал на колени перед ней,взял её за руки, поднял. Глаза её были зажмурены, а рот приоткрыт. Он поцеловалеё и тут вдруг увидел, как из уголка её глаза скатилась слезинка.