видели участники – одушевленного и неодушевленного, в том числе незримых духов этих мест; их звали присоединиться и благословить обряд.

Было бы неверным полагать, что внимание к деталям (во втором случае) и к родовому окружению (в первом) ограничивает представления о месте. Когда кочует австралийское племя кернай, конкретность места перемещается вместе с ним. Источники, большие деревья и скалы, которые встречает племя, не становятся взаимозаменяемыми с другими ориентирами того же рода; каждый вызывает воспоминания о легендарных событиях, к которым эти ориентиры причастны. Членам племени навахо незачем даже покидать дом, чтобы вызвать усиление своего чувства места. Придавая своим жилищам сходство с миром, навахо притягивают в них мир. Опоры, поддерживающие крышу их жилища, имеют имена и тем самым отождествляются с божествами, на которых держится весь космос: Земля, Горная женщина, Водяная женщина и Кукурузная женщина.

На первых страницах «Неприрученной мысли» Клод Леви-Стросс упоминает о том, как некий туземный мыслитель делает проницательное замечание, что «все священное должно иметь свое место». Это наблюдение указывает, что расположение на месте – не любом, а в каждом отдельно взятом случае на точном, правильном месте, – является характерной особенностью святости. «Пребывание на своем месте, – продолжает Леви-Стросс, – вот что делает [объекты] сакральными, ибо если извлечь их с этого места даже мысленно, весь порядок вселенной будет разрушен»[251].

Вечное время. В отличие от исторических религий Запада, с их мессианством, устремленных вперед, первичные религии выглядят обращенными в прошлое. Это не совсем ошибочное представление, и с точки зрения Запада, где время является линейным, другой способ его восприятия невозможен. Но первичное время – отнюдь не линейное, не прямая линия, проходящая из прошлого через настоящее в будущее. Ему не присуща даже цикличность, свойственная азиатским религиям, которые учитывают вращение планеты и смену времен года. Первичное время находится вне времени, это «вечное сейчас». Рассуждения о вневременном или безвременном времени – парадокс, но его можно разрешить, если понять, что первичное время сосредотачивает внимание скорее на причинной, чем на хронологической последовательности; для первобытных народов «прошлое» означает прежде всего более близкое нахождение к порождающему Источнику сущего. То, что этот Источник предшествует настоящему, уже имеет второстепенное значение.

Здесь слово «Источник» относится к богам, которые если не сотворили мир напрямую, то упорядочили его и придали ему жизнеспособную структуру. Эти боги, разумеется, продолжают существовать, но смещение интересов в настоящее не происходит, так как Золотым веком все так же считается прошлое. Когда божественное сотворение не подвергалось разрушительному воздействию времени и ошибок управления, мир был таким, каким ему и следовало быть. Однако он уже не таков, он стал определенно слабее, таким образом, необходимы действия, чтобы привести мир к его изначальному состоянию. «С точки зрения религиозного человека архаичных культур, – пишет Мирча Элиаде, – мир ежегодно обновляется; иными словами, с каждым годом он восстанавливает свою первоначальную святость, которой обладал, когда вышел из рук Творца»[252]. Жертвенники воздвигаются, чтобы способствовать изначальной форме мира, слова повеления, произнесенные богами в день сотворения мира, добросовестно повторяются. Можно уподобить такие обряды замене опор телефонных линий, поддерживающих провисшие провода. Ежегодная Пляска солнца, исполняемая индейцами Великих равнин, называется также пляской возрождения мира и жизни. Дела каждого отдельного человека тоже нуждаются в обновлении. К примеру, на полинезийском острове Тикопиа есть обряд починки лодок. Во время этого обряда лодку чинят не потому, что она требует ремонта, а ритуально, «согласно инструкции», как мы могли бы сказать, что в данном случае значит таким образом, каким боги продемонстрировали ремонт лодок. Этот ритуал наполняет важную для острова деятельность значением и в то же время восстанавливает стандарты, которые, возможно, были утрачены.

Если мы на этом и остановимся, то не скажем ничего специфического о первобытных представлениях о времени, ведь в исторических религиях тоже есть ритуалы обновления – как сохраненная черта их первичного наследия. Во всех есть подобие празднования солнцестояния, чтобы повернуть вспять зимнюю тьму, а также «пасхи», способствующие возрождению природы. На Тайване даосистский праздник цзяо содействует обновлению посредством ритуалов, охватывающих шестидесятилетний цикл: точно так же, как природа нуждается в возрождении каждой весной, так и более значительный космос должен обновляться в масштабах человеческой жизни. В этих ритуалах участвуют все. Подготовка к тому или иному этапу цикла может занять годы и сопровождаться огромными финансовыми затратами.

В качестве особенности первобытных представлений о времени, от которых в основном отказались исторические религии, можно обратиться к тому, как им свойственно расставлять существа в зависимости от их близости к божественному источнику. Так, животных зачастую чтят за их «первенство», а среди животных сравнительная глупость выдр привела к тому, что индейцы виннебаго заключили, что выдры были сотворены последними. Тот же принцип применяется и к человеку как к виду; первых в нем чтят выше, чем их потомков, к которым относятся как к чему-то вроде подражателей. Первобытные народы почтительны к своим старикам.

То же самое справедливо для жителей Восточной Азии с их сыновней почтительностью и поклонением предкам; можно отметить мимоходом, что даосизм и его японский родственник синтоизм – исторические религии, которые повсеместно остаются наиболее близкими к своим первичным корням. Но вернемся к первичным религиям: не будет преувеличением утверждать, что к своим богам они относятся в большей или меньшей степени как к предкам. Предки-люди рассматриваются как продолжение древнейших предков племени – божественных. В итоге предки-люди становятся мостом, соединяющим нынешнее поколение с первым и верховным предком; вновь вспоминается синто, где император считается прямым потомком богини солнца Аматэрасу, а японский народ – ее непрямыми потомками. Находясь к богам ближе, чем нынешнее поколение, предки воспринимаются как унаследовавшие больше их добродетелей, потому и служат образцами поведения. Считается, что избавленные от сложностей, которые создает в жизни деволюция, предки обладают цельностью характера, отсутствующей у их потомства. Это предположение, вероятно, возникло не из фрейдистского постулата о подсознательной идеализации родительских фигур, а из более глубоких сфер интуиции, из инстинктивного онтологического понимания, что «ближе к источнику» означает в некотором смысле «лучше». Так или иначе, все сказанное о предках применимо в какой-то степени к старикам нынешнего поколения. Даже детскость и наивность их преклонных лет принято считать приближением к состоянию райской праведности, которое предшествовало мирскому упадку. Ближе к завершению своей жизни Черный Вапити, шаман народа оглала-сиу, часто вставал на четвереньки, играя с малыми детьми. «У нас много общего, – говорил он. – Они только что пришли из Великого Таинственного, а я скоро вернусь в него».

Далее мы обратимся к другим особенностям первичных религий, встроенных в их мировоззрение. Их обзор мы