Перо замерло, ожидая ответа. Что там было написано, на предыдущем листе? Что эти неизвестные – благотворители Тин, духокровники – отыскали сведения о том, что им требовалось… сведения о городе.

Уритиру. Люди, которые убили Ясну и угрожали ее семье, тоже искали город. Шаллан какое-то время глядела на бумагу и слова, а Ватах и его товарищи вытаскивали одежду из сундука Тин и простукивать его стенки в поисках потайных отделений.

«Следует ли мне устроить встречу с ними?..»

Шаллан взяла даль-перо, переключила самосвет на фабриале и написала одно слово:

«Да».

Эшонай * Зайхель * Тальн

В городе Нараке жители прятались в домах, потому что приближалась ночь и надвигалась буря. Они затыкали щели под дверями, подпирали сами двери брусьями, забивали оконные проемы квадратными толстыми досками.

Эшонай не участвовала в приготовлениях, но стояла рядом с хижиной Тьюда, слушая его отчет, – он только что вернулся, побывав на встрече с алети. Они договорились о переговорах, где можно будет обсудить перемирие. Эшонай хотела послать кого-нибудь еще раньше, но Пятерка все обсуждала и возражала, пока ей не захотелось придушить всю компанию. В конце концов они решили позволить ей послать гонца.

– Семь дней, – сказал Тьюд. – Встреча произойдет на нейтральном плато.

– Ты его видел? – нетерпеливо спросила Эшонай. – Черного Шипа?

Тьюд покачал головой.

– А другого? Связывателя потоков?

– Ни слуху ни духу. – Тьюд казался обеспокоенным. Он посмотрел на восток. – Тебе пора. Я могу рассказать подробности после того, как буря закончится.

Эшонай кивнула и положила руку на плечо друга:

– Спасибо.

– Удачи, – пожелал Тьюд в ритме решимости.

– Всем нам, – ответила Эшонай, и он закрыл дверь, оставив ее одну на темной и заметно опустевшей улице. Она проверила, держится ли бурещит на спине, потом взяла из кармана сферу с пленным спреном, которую дала ей Венли, и настроилась на ритм решимости.

Время пришло. Она побежала навстречу буре.

Решимость представляла собой величественный ритм с неуклонно растущим ощущением значимости и силы. Она покинула Нарак и, достигнув первой расщелины, прыгнула. Только боеформа обладала силой, необходимой для таких прыжков; когда трудягам нужно было перебраться на внешние плато, где выращивали еду, в ход шли веревочные мосты, которые перед каждой бурей собирали и прятали.

Она приземлилась и побежала маховым шагом, двигаясь в такт ритму решимости. Вдалеке появилась буревая стена, едва видимая во тьме. Поднялся ветер и принялся толкать Эшонай, словно пытаясь удержать. В вышине шныряли и плясали спрены ветра. Они были вестниками того, что надвигалось.

Эшонай перепрыгнула еще две расщелины, потом замедлилась и взбежала на вершину невысокого холма. Буревая стена теперь занимала почти все ночное небо и приближалась ужасающе быстро. Громадное полотно тьмы смешивало мусор с дождем, точно знамя из воды, камней, пыли и погибших растений. Эшонай отцепила висевший на спине большой щит.

Для слушателей выход навстречу буре был в каком-то смысле вещью романтической. Да, бури ужасны, но каждому слушателю приходилось проводить несколько ночей под открытым небом, в одиночестве. Песни говорили, что тот, кто ищет новую форму, защищен. Она сомневалась, что это правда, но песни не мешали большинству слушателей прятаться в расселинах, чтобы не попасть под первый буревой удар, после которого можно было выбираться наружу.

Эшонай предпочитала щит. Со щитом она ощущала себя так, словно была лицом к лицу с Укротителем. Укротитель, душа стихии, тот, кого человеки называли Буреотцом, не относился к числу богов ее народа. Вообще-то, в песнях он был предателем – спреном, который решил помогать человекам, а не слушателям.

И все-таки ее народ уважал его. Он мог убить любого, кто не оказывал ему достаточного уважения.

Эшонай поместила основание щита в борозду на камне, прижалась к нему плечом, опустила голову и уперлась, отведя одну ногу назад. Другой рукой воительница держала сферу со спреном внутри. Она предпочла бы надеть осколочный доспех, но по какой-то причине он мешал преображению.

Приближалась буря. Земля содрогнулась, воздух взревел. Холодный шквал забросал ее кусочками листьев, которые были точно разведчики в преддверии армии, что атаковала следом, и вой ветра был ее боевым кличем.

Эшонай зажмурилась.

Буря обрушилась на нее.

Несмотря на положение ее тела и напряженные мышцы, что-то с громким треском вре́залось в щит и развернуло его в сторону. Ветер вцепился в него, вырвал из ее рук. Она отшатнулась и бросилась на землю, плечом к ветру, опустив голову.

Вокруг все грохотало, и яростный ветер старался оторвать ее от плато, швырнуть в воздух. Она зажмурилась – во время бури все было черным-черно, не считая вспышек молний. Эшонай чувствовала себя беззащитной. Казалось, ветер изо всех сил старался ее уничтожить. Поблизости по погруженному во тьму плато скрежетали камни, и земля тряслась. Генерал слышала только рев ветра в ушах, который лишь изредка прерывался громовыми раскатами. Жуткая песнь, лишенная ритма.

Эшонай сохраняла внутренний настрой на решимость. Это она могла хотя бы чувствовать, раз уж не могла слышать.

Дождевые капли падали на ее тело точно острые стрелы, отскакивая от черепной пластины и доспехов. Она стиснула зубы – холод был жуткий и пробирал до костей – и не двинулась с места. Все это уже приходилось проделывать много раз – ради преображения или оказавшись застигнутой бурей во время внезапного рейда против алети. Выживала раньше, выживет и сейчас.

Она сосредоточилась на ритме в голове, цепляясь за камни, не давая ветру спихнуть себя с плато. Демид, бывший брачник Венли, собирал компанию единомышленников. Если им требовалось преображение, после начала бури они выжидали некоторое время в домах. А затем, когда первый яростный взрыв утихал, они выходили. Это было рискованно, потому что никто не знал, когда наступит момент преображения.

Эшонай такого никогда не делала. Бури были жестокими и опасными, но в них также таилось множество открытий. Во время бури привычное становилось чем-то величественным, внушающим почтение и трепет. Она не жаждала встреч со стихией, но, если такое случалось, всегда находила новые впечатления захватывающими.

Она подняла голову, не открывая глаз, и подставила лицо ветрам – почувствовала их мощь и содрогнулась. Эшонай ощутила дождь на своей коже. Укротитель бурь был предателем, да, но предателем мог сделаться лишь бывший друг. Эти бури принадлежали ее народу. Слушатели были одним целым с бурями.