– Бордин, не пытайся его понять. Только зря измучаешься.

– Да, светлорд.

– Нравится мне этот Шут.

– Элокар, мы в курсе.

– Вот честное слово, ваше величество, чокнутый был лучшим попутчиком.

– Ну разумеется. Если бы люди наслаждались обществом Шута, это бы означало, что он никудышный Шут, верно?

Они горели. Стены горели. Пол горел. Пылало и внутри того, где нельзя быть, но там пребывает все. Где?

Путешествие. Вода? Колеса?

Пламя. Да, пламя.

– Ты меня слышишь, безумец?

– Элокар, да ты только глянь на него. Несчастный не в себе.

– Я Таленелат’Элин, Вестник войны. – Голос. Это он сказал. Не в мыслях. Слова пришли, как всегда приходили.

– Что-что? Говори громче, будь любезен.

– Вот уже совсем близко Возвращение, Опустошение. Нам нужно подготовиться. Вы, должно быть, многое забыли вследствие разрушений, что приключились в минувшие времена.

– Элокар, я кое-что разобрал. Это алетийский. Северный говор. Я не ожидал такого от человека со столь темной кожей.

– Безумец, откуда ты взял осколочный клинок? Расскажи мне. У большинства клинков история длиной в несколько поколений, и все их былые владельцы записаны. Этот совершенно неизвестен. У кого ты его забрал?

– Калак научит вас выплавлять бронзу, если вы забыли. С помощью духозаклинателей мы создадим для вас металлические слитки. Хотел бы я обучить вас работе со сталью, но плавить быстрее, чем ковать, а нам требуется то, что мы можем сделать быстро. Ваши каменные инструменты не годятся против того, что грядет.

– Он что-то сказал про бронзу. И камень?

– Ведель обучит ваших лекарей, а Йезриен… он обучит ваших вождей. Столь многое утрачивается между Возвращениями…

– Осколочный клинок! Где ты его достал?

– Бордин, как вы отделили меч от него?

– Мы не отделяли, светлорд. Он сам его бросил.

– И оружие не исчезло? Значит, уз не было. Он не мог владеть им долго. Его глаза были такого же цвета, когда вы его нашли?

– Да, сэр. Темноглазый с осколочным клинком. Вот уж удивительное зрелище.

– Я обучу ваших солдат. У нас должно быть время. Ишар все твердит, что есть способ сохранять сведения так, чтобы они не терялись после Опустошений. И вы открыли нечто неожиданное. Нам оно пригодится. Связыватели потоков будут хранителями… Рыцарями…

– Он уже все это говорил, ваше величество. Когда бормочет, то, э-э, не останавливается. Повторяет снова и снова. Не думаю, что вообще понимает смысл своих слов. До чего жутко, что у него при этом не меняется выражение лица.

– Но говорит как алети.

– Он выглядит так, словно жил дикарем какое-то время: грива длинная, ногти сломаны. Может, у каких-нибудь сельчан сбежал сумасшедший отец семейства.

– А клинок, Элокар?

– Ты же не считаешь, дядя, что это его клинок.

– Грядущие дни будут трудными, но с должным обучением человечество выживет. Вы должны привести ко мне своих правителей. Другие Вестники скоро к нам присоединятся.

– В последнее время я готов к любым неожиданностям. Ваше величество, я предлагаю послать его к ревнителям. Возможно, они помогут его разуму восстановиться.

– А что ты будешь делать с осколочным клинком?

– Уверен, мы найдем ему хорошее применение. Вообще-то, мне кое-что пришло в голову прямо сейчас. Бордин, возможно, ты мне понадобишься.

– Приказывайте, светлорд.

– Кажется… кажется, я опоздал… на этот раз…

Сколько времени прошло?

Сколько времени прошло?

Сколько времени прошло?

Сколько времени прошло?

Сколько времени прошло?

Сколько времени прошло?

Сколько времени прошло?

Слишком много.

Когда Эшонай вернулась, ее ждали.

На краю плато, за пределами Нарака, собрались тысячи слушателей. Трудяги, шустрики, бойцы и даже несколько брачников, коих предвкушение чего-то нового отвлекло от наслаждений. Новая форма, форма… силы?

Эшонай уверенным шагом направилась к ним, изумляясь энергии. Стоило ей быстро сжать руку в кулак, во все стороны стреляли тончайшие, почти невидимые красные молнии. Ее мраморная кожа – большей частью черная, с изящными красными узорами – не изменилась, но утратила громоздкие доспехи боеформы. Вместо них сквозь кожу на руках, местами туго натянутую, проглядывали небольшие гребни. Воительница опробовала новое оружие на камнях и нашла его весьма крепким.

У нее опять были пряди волос. Как давно она их ощущала? Что чудеснее всего, Эшонай была сосредоточена. Больше никаких тревог о судьбе ее народа. Она знала, что делать.

Венли пробилась в первый ряд толпы, когда сестра достигла края ущелья. Они смотрели друг на друга через пропасть, и Эшонай читала по ее губам вопрос: «Сработало?»

Эшонай перепрыгнула ущелье. Ей не понадобилось разбегаться, как в боеформе, – просто оттолкнулась и взмыла в воздух. Ветер словно закручивался вокруг нее. Она пронеслась над пропастью и приземлилась среди своих, и, когда присела, гася энергию удара, по ее ногам пробежали красные линии силы.

Слушатели отпрянули.

Как четко! Все было таким четким!

– Я вернулась из бури, – сказала она в ритме восхваления, который также можно было использовать для истинного удовлетворения. – Со мной пришло будущее двух народов. Наше время потерь кончается.

– Эшонай? – Это был Тьюд в своей длинной куртке. – Эшонай, твои глаза!

– Да?

– Они красные.

– Они представляют то, чем я стала.

– Но в песнях…

– Сестра! – позвала Эшонай в ритме решимости. – Взгляни на дело рук своих!

Венли приблизилась, поначалу робея.

– Буреформа, – прошептала она в ритме благоговения. – Значит, сработало? Ты можешь входить в бури без опаски?

– И более того, ветра покорятся мне. И, Венли, я чувствую, как что-то… что-то готовится. Новая буря.

– Ты чувствуешь бурю прямо сейчас? В ритмах?

– За пределами ритмов, – ответила Эшонай. Как же ей объяснить? Как можно описать вкус тому, кто был лишен рта, или зрение тому, кто никогда не видел? – Я чувствую, как собирается буря, которая превосходит наше понимание. Мощный, яростный ураган. По-настоящему Великая буря. Если многие из нас примут эту форму, мы сумеем ее призвать. Бури покорятся нашей воле, и мы обрушим их на своих врагов.