Он заглянул в помещение напротив: перевернутые кровати и сложенные в стопку отсыревшие матрацы. Следующая комнатушка была забита пустыми коробками из-под фильтров-мембран для очистки воды. Другие случайные коморки, которые он не проходил мимо, тоже не содержали чего-то интересного.

Коридор поворачивал под прямым углом. За поворотом – бессчетное множество туалетных кабинок из натянутых матерчатых перегородок для разделения бачков с крышками. За ними брал начало зал с трехъярусными кроватями для сотен, а может, и тысяч людей.

«Заброшенное бомбоубежище», – сообразил Ён. Осознать эту мысль ему помешал кашель, после которого начался приступ чесотки. Разодрав себя в кровь, усилием воли заставил остановиться.

Облупленный указатель с изображением палочек, воткнутых в миску, подсказал, что в следующем секторе будет что-то связанное с едой. Может, там он найдет кого-нибудь?

Столовая пустовала. По длинным столам, уходящим в сгущающуюся тьму, угадывались ее невероятные размеры. Одинокий светильник очерчивал холодный подрагивающий круг над краем стола с задвинутыми под него пластиковыми стульями. У стойки с аппетитными картинками десертов гудели аппараты. Их широкие пасти, с дозаторами пищевых смесей в глотках, были забрызганы засохшей белковой кашей. Потеки тянулись до густо залитого пола.

Металлический поднос брякнул раскатисто, что отозвалось внутри какой-то безнадегой. Вода в одноразовом стакане пахла канализационными трубами. Ён брезгливо поводил ложкой по бесформенной комкообразной жиже: загустин92 закончился.

Он затолкал в себя две ложки. Желудок напрягся и вытолкнул содержимое. Воняющий нечистотами кровавый гной, вперемешку с белковой массой, до краев наполнил выемки в подносе. Ён опрокинул в себя стакан воды. Внутренности обожгло, будто он выпил кислоту. Мучительный порыв было не сдержать, и его опять стошнило. Со рвотой он выплюнул передние зубы.

«Я умираю, разваливаюсь на части», – подумал он, проведя по волосам. Колтун застрял в закоченевших пальцах.

Мутный взгляд единственного глаза с трудом сфокусировался на красном пятне, плывущем навстречу. Бесшумное и призрачное, колеблющееся, как летний зной, приведение скользило сквозь предметы. Он разглядел иссиня-черные волосы, льющиеся по огненно-красному кимоно до расписного оби93.

Повалив стул, Ён выскочил из столовой и понесся по коридору, потеряв сандалию. Он вбежал сквозь грязные полоски жирного полиэтилена, поскользнулся на осколках кафеля, полетел вниз и грохнулся в бассейн, заполненный обувью, головными уборами, перчатками, дамскими сумками, украшениями, свитерами, куртками. Тут еще витал увядший одеколонный микс. Кое-как он выкарабкался на край, ужаснувшись мысли о судьбе людей, которым принадлежит это добро.

Захотелось света. Много солнечного, яркого, ослепляющего света, а не жалких ночников. Протиснувшись через груду чемоданов, загромождавших душевую, он вышел в коридор. Цепляясь за стены, окропляя их алыми брызгами кашля, он шел, не понимая куда. Как-то оказался возле двух створок дверей, открывающихся в обе стороны и деливших четыре корейских иероглифа. По отдельности они означали «разделывать» и «фаза», а их совместное употребление трактовалось как производственная кухня или процедурная.

Внутри кто-то копошился, брякал чем-то громоздким и методично постукивал. Ён прильнул к щели. В абсолютной тьме, на скрипучих колесиках что-то слаженно двигалось. Он приоткрыл створку, чтобы впустить немного коридорного света. Что-то блестящее промелькнуло перед носом, окатив солоноватым запахом криопротектора94.

Ён попятился, отпустил створку, издавшую продолжительный стон ржавого металла.

Вдруг из пустоты материализовалась она – женщина в кимоно. От неожиданности Ён ахнул. Её тонкие пальцы указывали на дверь, а губы что-то шептали. Простенькое лицо с застывшей покорностью склонилось в вежливом поклоне. Лучистый образ девушки создавал незаметный глазок голопроектора. Она была обычной голограммой, совершенно не вписывавшейся в убогое убранство.

Ён повернул вентиль у входа, дав жизнь потолочным лампам, светившим через одну. В процедурной трудились два робота. Они проводили рутинные операции по пробуждению людей из криосна. На секционном столе, снабженном дренажем и вытяжкой, возлежало обнаженное тело, дымившееся морозным паром, который конденсировался на кафельной плитке. Рядом валялись порезанные брюки и рубашка.

На пробуждение из криоконсервации уходило до суток, в зависимости от методов. Удивительно, что температурные датчики даже не установили. Ён не был специалистом по разморозке людей, но разве эта технология не базируется на особом режиме контроля температуры? Ошибка в несколько градусов убивает пациента вне зависимости от типа криопротектора.

Радость от мысли, что из куска льда скоро вылупится человеческий интеллект, с которым он обсудит свое положение, поделится опасениями и просто поговорит по душам, была недолгой. Робот провел над усопшим биосканером. Второй робот лазерным скальпелем отсек голову. Это случилось так быстро, что физик не сразу сообразил, что робот-хирург сейчас расчленил пациента. Скованный шокирующим оцепенением он наблюдал, как роботы перенесли отсеченную голову в трансплантационный контейнер для органов. Контейнер и обезглавленное тело переложили на кушетку, которую укатили в дальнее помещение, откуда пахнуло гниением.

– Здесь мы можем пообщаться, Широ-сан95, – прохрипела голограмма рваным динамиком, что болтался под кабельной полкой. – Меня зовут Киё. – Девушка согнулась в низком поклоне. – Я искусственный интеллект.

Ошалевший от увиденного, он долго смотрел, не в силах что-то сказать.

– К сожалению, бункер имеет ограниченное покрытие, поэтому я не везде могу быть вам полезна, – с грустью призналась Киё.

– Меня зовут Ён Нгуен, – наконец выговорил он.

– В базе данных вы значитесь как Широ.

– Где я?

– В Пусане, столице Корейской Корпоративной Республики. Назвать точное место?

Ён кивнул.

– Это бункер времен Корейской войны, расположенный на острове Йонджегу.

– Почему я не в больнице?

– Уточните вопрос.

– Мне плохо, я болен. Где врачи? Куда все подевались? За что тут убивают людей? Только не говорите, что это не так! Я видел вещи в бассейне. Там сложены тонны одежды! Что, черт возьми, здесь творится?