быстро сформировались отдельные идентичности: любимые песни, склонность использовать определенные ругательства и тому подобное. Мальчики из каждой группы дали ей название, нарисовали ее тотемное животное на своих футболках и во время спортивных состязаний между группами размахивали флагами, украшенными таким же символом. Враждебность, которую «Гремучие змеи» и «Орлы» вскоре стали проявлять по отношению друг к другу, снизилась, когда исследователи заставили их работать вместе, но различия сохранились[1136].

Даже если бы не было никаких чужаков, которые бы появились извне и потревожили одинокое сообщество, – например если бы сверхагрессивное общество завоевало весь земной шар, так что чужаков не осталось бы, – их достижение было бы кратковременным. Как только число людей в изоляции превышает всего несколько человек, они, по-видимому, предоставляют привилегии одним людям по сравнению с другими, создавая условия, при которых рождается множество обществ. Необходимых чужаков порождали бы внутри. Союз распался бы на фрагменты, как и все нации, и все общества, что существовали до них[1137].

Мечты о всемирном обществе

Следовательно, то, что нам известно о человеческом познании, служит не очень хорошим предзнаменованием для тех, кто считает, что когда-нибудь человечество, возможно, будет существовать на Земле в виде единой, не имеющей границ популяции и ни один человек не будет чужаком. И все же, хотя общества никогда не исчезнут совсем, может быть, возможен другой сценарий, при реализации которого картина могла бы серьезно измениться? Поскольку число обществ уменьшается столетие за столетием, мы могли бы вообразить, что все оставшиеся нации мира когда-нибудь откажутся от своих границ настолько, чтобы создать космополитичное сообщество, которое будет значить для людей гораздо больше, чем сами общества.

Некоторые утверждают, что интернационализация культуры (вспомните McDonald’s, Mercedes-Benz, «Звездные войны») и контактов (Facebook объединяет людей из разных уголков мира) – это предвестник краха государственных границ, подобного падению Берлинской стены. Это неверно. Общества никогда не сливались добровольно, и это не изменится. Люди по всему миру могут жадно поглощать курицу из KFC, пить кофе из Starbucks и кока-колу во время просмотра голливудских блокбастеров – и получать удовольствие от суши, фламенко, французской моды, персидских ковров и итальянских машин. Люди могут принимать всемирно распространенные веяния, а временами погружаются в них. Но в каком бы объеме нации ни испытывали экзотическое влияние или какое бы количество зарубежных связей ни выстраивали, такие нации не приходят в беспорядок и сохраняют глубокую привязанность своего народа[1138]. К тому же с незапамятных времен общества получали то, что им нужно, из внешнего мира, чтобы потом объявить это своей собственностью, и таким образом становились все сильнее. Даже статуя Свободы, воплощенный символ США, была изготовлена и впервые собрана на французской земле тем же Александром Гюставом Эйфелем, который подарил Парижу его знаменитую башню.

Вопреки такому строгому сохранению границ человечество может создавать вышестоящие структуры, состоящие из множества наций. Но даже такой всемирной группе не удалось бы полностью вытеснить наши связи с обществами, как свидетельствует пример самой тесной ассоциации из обществ в антропологической летописи. На северо-западе Амазонии проживают около 20 племен, или языковых групп, известных под общим названием тукано. Каждое племя имеет свой язык или диалект, некоторые из них похожи, некоторые нет. Племена также взаимосвязаны экономически: каждое из них специализируется на изготовлении товаров, которыми оно обменивается с другими. Между ними также существуют своего рода обязательные торговые взаимоотношения необычного типа: браки внутри племени против правил. Люди заявляют: «Те, кто говорит с нами на одном языке, – наши братья, а мы не женимся на сестрах»[1139]. Поэтому женщина выходит замуж за представителя другого племени, где она учит местный язык. Если вы думаете, что такая система – это отклонение, подобный всеобъемлющий брачный взаимообмен зафиксирован в Новой Гвинее.

Одно из объяснений такого порядка заключается в том, что он снижает уровень инбридинга в очень маленьких обществах. Мы наблюдаем такую же ситуацию у многих других животных, например у шимпанзе, где самки избегают спаривания с родственниками, просто переходя между сообществами. Когда популяция крошечная, как иногда в прошлом бывало в племенах тукано, единственным вариантом могли быть браки между братьями и сестрами – инцест, к которому наш вид питает врожденное отвращение[1140]. Такая проблема гораздо более актуальна у тукано, чем в современных странах. Психологическое отвращение к браку между родными братом и сестрой, по-видимому, было гораздо сильнее, чем беспокойство тукано по поводу прочной связи между их обществами. Их обязательный брачный обмен создал то, что, по моему мнению, является прочнейшим из всех когда-либо зафиксированных альянсов, в настоящее время насчитывающим в общей сложности около 30 тысяч жителей Амазонии. Но даже несмотря на это, племена тукано остаются отчетливо обособленными, и каждое проживает в определенном районе[1141].

За исключением необычной ситуации с тукано, неспособность альянсов, в том числе Организации Объединенных Наций и Евросоюза (ЕС), заменить принадлежность людей к обществу наблюдается во всем мире. Эти межправительственные организации не получают эмоциональной привязанности людей, потому что в них отсутствуют составляющие, которые сделали бы их реальными для их членов. ЕС – вероятно, самая амбициозная из задуманных попыток экономической интеграции, но он никогда не займет место наций, из которых состоит. Люди не рассматривают ЕС в качестве сущности, заслуживающей такой же верности, какую они проявляют по отношению к своим странам, и по нескольким причинам. Прежде всего, его границы не закреплены и в действительности являются предметом для пересмотра, поскольку государства вступают или выходят из этого объединения. Кроме того, участники ЕС имеют длинную историю конфликтов еще со времен Средневековья, и от востока до запада уже существует раскол между коммунистической и капиталистической культурой. В довершение ЕС не может предложить великой истории основания, почитаемых символов или традиций, и людям почти не имеет смысла бороться и умирать за Европу, как они боролись бы и умирали за свою страну[1142]. Это превращает Евросоюз в политическую коалицию, во многом похожую на Лигу ирокезов, хотя и менее могущественную. Каждое государство-участник справляется с проблемами, имеющими отношение к идентичности его граждан, и по-прежнему уделяет особое внимание их самооценке, а такая точка зрения делает членство в ЕС вторичным и «одноразовым». Анализ голосования по Brexit в 2016 г. показывает, что те, кто решительно считал себя прежде всего англичанами, голосовали за выход из ЕС. Эти избиратели рассматривали экономические рычаги и инструментарий для поддержания мира как угрозу их национальной идентичности[1143].

Вопросы, связанные с финансами и безопасностью, сплачивают ЕС. То же самое можно сказать о Швейцарии, стране, которая является предметом постоянных исследований, потому что, как свидетельствуют четыре языка и сложная территориальность