– Мы проводим конкурсы, викторины, игры, – рассказывал он. – Теперь каждый ребенок в округе знает, что черепах надо охранять, а не обижать.

Привлекались к охране природы и туристы. Каждый желающий мог «усыновить» кладку или оплатить спасение черепашки по интернету. В ответ по электронной почте благодетелю отправлялось подробное описание и фотогалерея, повествовавшие о том, как было сделано оплаченное им доброе дело.

Но радужная статистика не успокаивала.

– Несмотря на все успехи, мы ведем заведомо проигрышную борьбу, – с горечью говорил Ричард. – Самый распространенный в Кении вид зеленой черепахи, безусловно, останется, но через полвека даже он будет обитать только на заповедных территориях. Что касается остальных четырех видов, то я бы не дал и такой скромной гарантии.

Быть пессимистом Ричарда вынуждало не столько браконьерство, на которое, как он доказал, управу найти можно, сколько быстрый рост населения. Рыбаков становилось все больше, сети ставились все чаще, ячейки вязались все мельче, чтобы не ушла ни одна самая хилая рыбешка. О крупной рыбе уже и не помышляли. Она просто не успевала вырасти. Курорты, сплошь покрывшие побережье Кении, потребляли много рыбы, и местные жители лезли из кожи вон, чтобы доставить улов к туристическому столу. Для многих это был самый верный, а порой и единственный способ заработать на жизнь.

Если уж рыбам проскочить через такие москитные сетки было невозможно, то черепахам – тем более. Они запутывались, не могли всплыть на поверхность и глотнуть воздух, задыхались и тонули, как обыкновенные сухопутные животные. Рыбакам, даже самым сердобольным и экологически подкованным, приходилось регулярно извлекать на поверхность очередной труп, закованный в тяжелый панцирь, который становился для его владельца не защитой, а гробом.

– Мне часто говорят: посмотри, сколько в прибрежных водах черепах, разве мало? – продолжал эколог. – Но так можно судить, если совсем не знаешь этих удивительных созданий.

Самка морской черепахи может откладывать яйца только там, где сама появилась на свет. Она обязательно возвращается на родину, даже если живет за тысячи миль. Поэтому, вполне возможно, что большинство из резвящихся у кенийского берега ластоногих тортилл не станут продолжать здесь род.

К тому же не все взрослые самки на это способны. Морская черепаха производит потомство раз в два, три, а то и пять лет, а половой зрелости достигает к 30, а иногда к 50 годам. До такого солидного возраста доживает одна из тысячи малюток, вылупившихся из яйца и прорвавшихся к воде.

Одна из тысячи. Стоит попробовать хотя бы на миг вдуматься в эту жуткую цифру.

– Выходит, может статься, что из шести с лишним десятков черепашек, которых мы накануне проводили в большую жизнь, не выживет ни одна?

– Вполне, – подтвердил невеселый прогноз Ричард. – Даже при стопроцентном сборе яиц, результат получается скромным. А как мы убережем их в воде? Приставим к каждой личного телохранителя-водолаза?

Вопросы риторические. Сохранив кладку и проводив малышек в океан, защитники природы больше ничего не могут для них сделать.

– До сих пор никто точно не знает, что происходит с черепашками в первые пять лет жизни, – как бы извиняясь, несколько смущенно сказал Ричард. – Они появляются на свет, добираются до воды и… исчезают. Вот и все, что нам доподлинно известно.

Можно лишь предполагать, что крошечные тортиллы дрейфуют, спрятавшись в водорослях и питаясь планктоном, а через пять – десять лет, окрепнув и научившись преодолевать течения, выходят на берег. Но, как и в случае с фламинго, со многими другими видами животных, птиц и рыб, эта версия не подкреплена задокументированными исследованиями.

– Перед нами предстают те немногие, что сумели выжить, – уточнил Ричард. – Те, кто не попал в зубы акулам, которые запросто прокусывают панцирь молодой черепахи, не запутался в сетях. Рыбацкие снасти, конечно, главный их враг.

Рядом с домом, привалившись к стене, стоял крупный, больше метра в поперечнике, толстый панцирь. Прекрасная иллюстрация к словам эколога о черепашьей жизни, полной невзгод.

– Смотри, вон вверху справа глубокие отметины – показал Ричард. – Это следы от акульих зубов. Хорошо, черепаха была уже взрослой, и ее панцирь прокусить не удалось. Но все равно она погибла. Запуталась в рыбацкой сети.

– Стоило ли браться за проект, если дело столь безнадежно? – не сдержался я.

– Мы, экологи, называем черепаху видом-флагманом, – ответил Ричард. – Это значит, что, если обеспечить нормальные условия для его существования, сносно будет жить и вся остальная морская фауна. Ради этого стоит постараться.

– Значит, ты все-таки оптимист?

– Конечно, – наконец улыбнулся надолго посерьезневший Ричард. – Надежда всегда остается. Морские черепахи населяют Землю почти двести миллионов лет. Они древнее динозавров, но в отличие от них не вымерли. Может быть, переживут и свалившуюся на них новую напасть – род человеческий.

Наступление человека на природу разворачивается повсеместно, и Африка не исключение. Обеспечить социально-экономическое развитие при быстром росте населения невозможно без строительства заводов, фабрик, шахт, нефтяных вышек, распашки новых земель, застройки новых городских районов. Чем деятельней осваивается окружающее пространство, тем меньше места для дикой природы. Об этой очевидной и трагичной истине первым принялся энергично говорить человечеству Бернард Гржимек. Усилия были не напрасны. Теперь громкие голоса природоохранных организаций звучат везде. К ним трудно не прислушаться.

В наши дни призывы немецкого зоолога, сумевшего защитить уникальную экосистему национальных парков Серенгети и Масаи-Мара, кажутся сами собой разумеющимися и обоснований не требуют. Но когда в 1954 году он выпустил книгу «Для диких животных места нет», многим они представлялись радикальными и паникерскими. Стоит напомнить, что Альфред Брем, прославленный соотечественник Гржимека и тоже зоолог, не считал зазорным не только охотиться на африканскую фауну, но и стрелять в нее ради забавы, убивая без разбора и необходимости. Правда, это происходило во второй половине XIX века, но и столетие спустя профессия охотника оставалась в Африке распространенной и престижной.

С тех пор в общественном мнении произошел переворот. Теперь без экологической экспертизы шагу нельзя ступить, и на Черном континенте тоже. Порой доходит до абсурда. Помню, как на пресс-конференции в найробийской штаб-квартире Программы ООН по окружающей среде (ЮНЕП) группа местных защитников природы на повышенных тонах доказывала, что гидростанцию нельзя возводить ни в коем случае, потому что коровы будут смотреть на отблески солнечных лучей, играющих на водной глади водохранилища, и портить зрение. Доводы о том, что ГЭС давно построены во многих странах, и от этого коровы не только не ослепли, но продолжают исправно доиться, не производили на ревностных экологов ни малейшего впечатления. Равно как и увещевания в необходимости пожалеть соотечественников, большинство которых лишены возможности пользоваться элементарными бытовыми удобствами из-за отсутствия электричества.