и усмехаясь спросил: — И откуда у тебя, брат резидент, такие знакомые?

— Какие такие? — бурчал брат Тимофей. — Обыкновенные знакомые.

— Нет, — поддержал казака брат Валерий. Он тоже ерничал. — Нет… Такие знакомые не подобает званию монашескому.

— Замолчите, злоязыкие…, — бурчал Елецкий, но без всякого озлобления, — по подлости, по подлости своей весь мир мерите.

Он вылез из коляски и помахал приближающейся женщине рукой:

— София, София…

Она, увидав его, немного прибавила шаг и заулыбалась ему как старому и доброму знакомому и даже помахала рукой в ответ.

Павлов тоже вышел из электромобиля и, подняв котелок, поприветствовал даму и услужливо открыл для неё дверцу.

— Фрау София… Прошу вас.

— Фройляйн София, — поправила его женщина и при помощи брата Тимофея забралась в коляску.

Да, это была женщина очень и очень приятная во всех отношениях. Лет за тридцать пять, в самом, что называется, соку. Не рыхла, но и не тоща, подтянута и лицом весьма миловидна. Её одежда, и особенно шляпка, говорили о том, что эта женщина не испытывает нужды, а её яркая помада и румяна, её улыбка с хорошими зубами так и манили мужчин к себе подобно тому, как пламя свечи манит легкомысленных мотыльков. И, чтобы ни у кого не было сомнений в широте её сердца, её шейку опоясывала бордовая атласная ленточка. Верный знак её древней профессии.

Она уселась на пассажирский диван, расправила свои юбки, с интересом оглядела всех присутствующих мужчин одного за другим и с игривой улыбкой, со значением произнесла:

— Уж и боюсь подумать, для чего трое таких милых мужчин приглашают одинокую даму на прогулку. Да ещё и на ночь.

— Софи…, — брат Тимофей уселся рядом с нею, — прошу тебя, не смущай этих целомудренных мужей.

Брат Емельян не отрывал глаз от аппетитной фройляйн Софи, а брат Валерий расторопно полез на кресло водителя, и как только он уселся, коляска сразу покатила по улицам города, на которые уже опускалась ночь.

— Ну, если вы меня везёте не в номера, то куда мы едем? — продолжала разговор дама, обращаясь к брату Тимофею.

— Мы рассчитываем на твою помощь, — стал объяснить ей ситуацию гамбургский резидент. — У нас возникла одна ситуация…

— Дорогой Макс, — женщина всё ещё хотела знать, зачем её вызвали, и продолжала выжидательно глядеть на брата Тимофея. — Как говорил Ги де Мопассан, «ближе к телу».

— В общем, мы хотим, чтобы ты вытащила на улицу одного парня. Он непременно клюнет на тебя.

— Вытащила? — сразу оживилась фройляйн София. — Откуда я должна его вытащить?

— Он вечерами таскается по грязным кабакам, — продолжал Елецкий, — мы точно не знаем, в котором он сегодня будет. Просто прокатимся по городу и поглядим, где он.

— Какой-нибудь подлец?

— Он избил одну женщину, которая того не заслуживала, он просто был пьян и куражился… Нужно его немного проучить, — на ходу сочинял резидент. — Чтобы впредь не распускал кулаки.

— Терпеть не могу таких уродов! — сразу определила своё отношение к делу милая женщина.

— Вот именно.

— А вы не будете его убивать? — на всякий случай уточнила фройляйн София. — Потому что если…

— Нет, нет, нет…, — Едва ли не в один голос заговорили и брат Тимофей, и брат Емельян; казак при этом даже руками замахал, чтобы убедить женщину. А Елецкий ещё заверил её: — Только пара синяков, убийство нам не оплачивали.

— Но вы даже не знаете, в каком он сейчас кабаке? — интересуется фройляйн София.

— Ну, вечер длинный, — отвечает ей брат Тимофей, — мы его найдём.

Он так говорил ей, хотя братья ещё и не приняли решения, кого будут брать; конечно, была у них парочка людей не примете, но кто сегодня из англичан получит увольнительную, они не знали. Тем более, что до полуночи все матросы и офицеры должны вернуться на линкор. Павлов и Тютин просто определили несколько поганых кабаков, где выпивали британские матросы, вот и всё. В общем, это был экспромт, но говорить о том даме Елецкий, конечно, не собирался.

— В таком случае с тебя талер, мой дорогой, — мило улыбаясь, произнесла женщина.

— Талер? Софи, но ведь ты всегда брала полталера!

— Макс, дорогой мой, — эта очаровательная женщина похлопала Елецкого по небритой щеке, — я беру полталера, когда кто-то приходит ко мне на квартиру, за полталера я даже могу приехать к хорошему другу в гости, но таскаться ночью по притонам, где мне могут выбить зуб или полоснуть ножом… Нет, уволь… Так что… талер, Макс, талер, и ни шиллингом меньше.

— Ну хорошо, — нехотя согласился брат Тимофей. И похлопал брата Валерия, который сидел впереди, по плечу: поехали.

Ферсманштрассе. Улицу тихой не назвать, с одной стороны тут и университет не так далеко, но и пирсы совсем рядом. Большие корабли сюда, конечно, не швартуются, но всякой мелочи, начиная от шхун и заканчивая паровыми шлюпами, тут предостаточно.

Пирсы, склады, потрёпанные кораблики у причалов. Только причалы кое-как освещены, а дальше по улице фонарей мало. Ну разве что над каждым кабаком горит, привлекая морских бродяг, одинокий фонарь. Тут торгуют всем, от ямайского рома до местного шнапса, от американского кокаина до ближневосточного гашиша. Конечно же, невзыскательный мужчина может найти себе и женщину. Ну, это в том случае, если он не боится бича всей викторианской эпохи — неизлечимого пока ещё сифилиса.

Здесь, у одного большого кабачка, не доезжая до его освещённого входа, и остановил электромобиль брат Валерий. Пара ночных дам и один военный матрос-американец курили папироски у входа в кабак. Брат Валерий повернулся к пассажирам и произнёс:

— Посидите здесь, а я загляну внутрь, это его любимый кабак, — он обращался скорее к Елецкому и даме, а вот брата Емельяна Павлов хлопнул по плечу. — Ты со мной?

Тютин ничего не ответил, но сразу стал выбираться из коляски, неловко прикасаясь к коленям фройляйн Софии и немного смущаясь от этого.

«Весёлый морячок. Выпивка и танцы!». Над дверью обшарпанная вывеска, на которой танцует моряк с трубкой. Танцует моряк, судя по всему, с каракатицей.

Брат Тимофей с женщиной остались в экипаже, а казака с Павловым такой вывеской не напугать, эти двое быстро дошли до входа и скрылись в заведении.

— Ух, как тут, — выдохнув, по-русски произнёс Тютин.

— Ага, — согласился с ним брат Валерий. — Едко тут у них.

Внутри, как и положено, стояла духота от десятков разгорячённых людей, тяжкий запах спиртного и табака, шум и тусклый свет. А ещё едва различимая из-за человеческого гула музыка. Народа в заведении было предостаточно. Были тут и те, кого опричники искали.

— Вон они, в углу, — указал на группку людей в форме британских моряков