на каждом. Наверху был балкон, огороженный деревянными перилами, которые покоились на монументальных консолях. Там находился дозорный, но Якобус точно знал, что тот остается на посту лишь в дневные часы, когда сверху можно разглядеть корабли или надвигающийся шторм. А от зари до рассвета в башне никого не будет. Якобус легко может спрятаться там и наблюдать за происходящим на площади. Идеальный план. Как только пробьет полночь, он устроит толпе еще одно представление.

Было уже поздно, и Якобус поспешил обратно к Мекор-Хаким, где забрал из тайника арбалет и охапку гарпунов. Уже уходя, он наткнулся на Марию. Она принесла еду, и он подумал, что она, наверное, захочет остаться здесь. Она определенно была не в настроении идти на Карнавал. Мария выдавила из себя напряженную улыбку, и Якобус лишь уверился в том, что все делает правильно.

– На охоту? – бросив взгляд на арбалет, спросила она.

– Да, – ответил он.

Какой-то крестьянин подвез его до Биргу на телеге. Уже в пути Якобус сообразил, что не взял ничего, в чем можно спрятать оружие, и стащил кусок мешковины, накрывавшей телегу. Было уже совсем темно, когда он добрался до заполненной людьми площади. Толпа так и напирала. Якобус попытался вычислить конфигурацию внутреннего двора в башне. Дозорный перевесился через перила, чтобы разглядеть площадь. Якобус продирался сквозь толпу. Голода он не ощущал, но все же заставил себя съесть кусок хлеба, зная, что ему понадобятся силы. Хлеб он запил разбавленным вином.

Якобус подошел к сцене, где вот-вот должен был начаться спектакль. Около ста человек зрителей сгрудились вокруг ярко освещенного помоста. Сзади на сцене был натянут занавес, скрывающий актеров.

Ночь выдалась на удивление жаркая. Люди обмахивались бумажными веерами и весело переговаривались в ожидании представления и главного празднества. В десять часов прозвонил колокол. Толпа расступилась, пропуская вперед высокопоставленных лиц ордена, которые заняли места в синих бархатных креслах. На сцену вышел паж и протрубил в трубу.

Якобус снова посмотрел наверх. Дозорный был там. Спокойствие. Времени еще полно.

– Кажется, ты говорил, что никого из высокопоставленных лиц не будет? – прошептал Кристиан.

Через щель в занавесе он разглядывал толпу. Как он и ожидал, среди зрителей оказались и французские и испанские рыцари, и, конечно, мальтийцы. Но были там и высокие чины ордена. Помимо Черальты, который являлся пилье французского ланга и великим госпитальером, присутствовали великий бальи и великий адмирал. Но больше Кристиана взволновало присутствие Оливера Старки, секретаря великого магистра.

– Merde! – пробормотал Кристиан. – Даже сэр Оливер здесь!

Бертран остервенело натягивал на себя костюм.

– Взгляни на это с другой стороны, – сказал он. – Мы должны гордиться тем, что англичане предпочли нашу чепуху немецкой.

Когда протрубил паж, Бертран тяжело вздохнул. Переодетый в королеву Безумия, он отодвинул занавес и вышел на сцену, кокетливо кланяясь публике под громкий смех над его широкими юбками и блузкой с оборками. С комически важным видом он развернул свиток.

– Выдающиеся безумцы и замечательные пропойцы, – прочел Бертран, – устраивайтесь поудобнее и слушайте мою сказку, безумную сказку о том, как я проглотила целую страну и какие сокровища попали в мою утробу.

Под громкий свист на сцену вышел султан Сулейман, одетый в грязное платье и тюрбан, поверх которого возвышалась корона в форме птичьего гнезда, откуда росла высокая трава. Заметив крестьянина, который сидел у острова-стола, усыпанного блестящими сокровищами, султан накинул свою мантию на остров-стол, скороговоркой пробормотал какие-то заклинания и сдернул мантию. Благодаря сценическому волшебству, придуманному Бертраном, – спрятанному под длинной скатертью пажу – драгоценности превратились в гору ржавых железных банок. Крестьянин робко приблизился к султану:

– О великодушный господин, можно хотя бы безделушку из твоей шкатулки?

Султан швырнул его на землю.

Стоя чуть в стороне от толпы, Якобус с отсутствующим видом смотрел на сцену. Мысли его были далеко. На этот раз, взглянув наверх, он увидел, что дозорного на башне нет. Якобус решил выждать еще пару минут, а потом занять задуманную позицию.

Нацепив на себя ослиные уши, на сцену вышел Кристиан. На его груди висела аляповатая табличка со словом «АВЛА» – тщательно завуалированный намек на герцога Альбу, испанца при дворе короля Филиппа. Некоторые французские рыцари засвистели при виде столь противного им человека. Неуклюжий Авла скрестил мечи с султаном, который тут же улизнул с сокровищами. Герцог обнаружил ржавые банки, и глаза его налились гневом. Он накинул на остров-стол свой плащ, перекрестился и снова поднял плащ. Теперь гора ржавых банок превратилась в навозную кучу. Зрители были в восторге. Крестьянин поднялся, чтобы поприветствовать своего нового повелителя.

– О великий господин! – воскликнул он, простирая руки к Авле. – Можно хотя бы крошку из твоего амбара?

Авла одним ударом повалил несчастного на землю.

По узкой тропинке Якобус дошел до железных ворот, ведущих в крошечный двор позади башни. Еще раз поднял голову. Дозорного так и не было видно. Балкон был пуст. А на ворота просто наброшена цепь. Никакого замка. Чувствуя, как по лбу струится пот, Якобус размотал цепь, стараясь действовать как можно тише. На улице было темно, почти все люди собрались на площади. Перебежав двор, Якобус открыл тяжелую деревянную дверь, ведущую внутрь башни, и плотно закрыл ее за собой. Поднялся по лестнице, останавливаясь на каждой площадке, чтобы послушать. С площади доносился смех. Поднявшись на самый верх, Якобус оказался в башенной комнате.

Переодеваясь за кулисами, Кристиан слышал, как переговариваются между собой мальтийцы. Слов он не понимал, а вот смех, радостные восклицания и свист были универсальным языком. Мальтийцы не понимали ни французского языка, ни политического подтекста, ни чего-то еще, кроме глупости и визуальных эффектов, и этого для них было достаточно. Кристиан понятия не имел, как воспримут пьесу официальные представители ордена, чьи лица не выдавали эмоций. В любом случае переживать было уже поздно.

Он вернулся на сцену в солдатской форме с золотистыми шпорами. Несколькими годами раньше бывший папа, крайне непопулярный Павел IV, создал армию под названием «Золотые шпоры». Испанские рыцари ненавидели Павла, поскольку с этой армией он напал на Испанию. А французские рыцари ненавидели его, поскольку злополучная инициатива вылилась в длительную войну между Францией и Испанией.

Солдат напыжился, подпалил деревню, а затем осенил ее крестным знамением. Сделал глоток из фляжки, остановился у дома терпимости приласкать девчонку. Заметил кучу навоза и рядом крестьянина, который как раз поднимался с земли.

– О могущественный господин, можно хотя бы капельку твоей защиты?

Солдат выхватил короткий меч из ножен, сразил им крестьянина и устремил свой взгляд на подожженную им навозную кучу, Толпа восторженно ахнула, когда навоз – с помощью щепотки селитры – с громким треском засверкал.

Якобус сделал несколько шагов по комнате, не выходя на балкон. Как он и предполагал, это было идеальное место для наблюдения. Ничто не закрывало вид на церковь Святой Агаты. Он вынул из мешка арбалет, нащупал гарпуны.

– Что… что ты здесь…

Якобус отпрянул. В тени на полу сидел дозорный с бутылкой в руке. Он еле ворочал языком, пытаясь подняться на ноги.

– Сюда нельзя входить без…

Якобус замахнулся. Дозорный отвел удар и схватил Якобуса за руку. Даже в стельку пьяный, этот человек был чертовски силен. Свободной рукой Якобус занес над дозорным арбалет и с силой ударил его в висок. Дозорный пошатнулся, схватился за рубашку Якобуса и потянул его за собой. Они врезались в стену, а затем рухнули на пол.

Внизу, на площади, никто не услышал, как они борются.

– Не бойтесь засухи Безумия! – крикнул Бертран. – В ее чаше довольно мочи, чтобы разрушить все, никого не пощадив!

Пока Якобус колотил кулаками дозорного, на сцене разыгралась безумная неразбериха, в которой, помимо Авлы, теперь участвовала и королева, переодетая в ведьму, наряженный в клоуна король, воины в старинных доспехах и шлемах – все они плясали под дудку Безумия. В ножнах покачивались мечи, воины прыгали вокруг стола, под которым лежал мертвый крестьянин, и безудержно сражались над дымящейся кучкой навоза.

Тем временем пятью этажами выше дозорный совсем ослабел от непрерывных ударов и перестал сопротивляться. Тяжело дыша, Якобус оттащил его за ноги в угол комнаты. Он слышал звуки ударов дерева о металл, грохот шлемов