ясно, а отца? За то, что он никогда не лебезил передо мной. Говорил всё как есть. Это такая редкость в моём окружении. Когда ты на вершине социальной лестницы, то обречён на сладкие речи. Каждый, кто приближается к тебе, что-то хочет выбить для себя, урвать. Ты слышишь лишь лесть и притворство. Но твоему отцу было плевать на подлизство. Он просто выполнял свою работу и ничего не требовал сверх оговоренного. Зато в выражениях не стеснялся. Он знал себе цену, понимал, что профессионала его уровня мне не так просто будет найти. Вот и позволял себе вольности. Лишь он честно высказывался насчёт моей персоны. По началу меня это злило. Однако со временем я понял, что это самый честный человек в моём окружении. Ты мне его напоминаешь. Ведь ты тоже не возносишь меня на щит.

— Ну не возношу, и что?

— А то, что когда приключилась та злополучная авария, я не только физически пострадал. Твоя мама взорвала самую крупную мою шахту, модернизированную и укомплектованную. Я вложил тогда огромную кучу средств в этот проект. Материальный урон был нанесен колоссальный. Я оказался на грани краха и разорения. Большинство поспешило разорвать со мной контракты в одностороннем порядке, не веря, что я когда-либо встану на ноги и оправлюсь от потерь.

— Как глупо с их стороны. Ведь месторождения остались вашими. Вы не могли совсем разориться.

— Тем не менее я остался у разбитого корыта. Партнёры ушли к конкурентам, друзья отвернулись. Никто не хотел иметь дело с больным, уродливым и нищим лордом. И лишь твой отец, да ещё Дак остались рядом. Не убежали и не предали. Моё моральное состояние тогда было ещё хуже, чем физические видимые увечья. Жить не хотелось, руки опускались. Алекс тогда нянчился со мной как с младенцем. Если бы не его поддержка, не известно, справился бы я с потерями или загнулся.

— Но вы справились. И теперь круче всех. — Милли надоело сидеть на корточках и она притащила себе стул. У Крафта сегодня явно лирическое настроение и его тянет поговорить. Как знать, на сколько это затянется?

— Да, справился. — согласился он, — Это отдельная тема. Но если тебе интересно, я расскажу. Знаешь, кто положил начало моей любви к технике? Твоя мама. Именно она убедила меня, что добыча вручную, по старым правилам, принятым на Септимусе, не выгодна. Она просто взяла и принесла расчёты. "Цифры не врут." — говорила она. И это оказалось так. Каждая монета, вложенная в техническую модернизацию, возвращается в десятикратном размере. Единственный минус — на это нужно время. Когда я, весь больной после аварии, почти полностью разоренный, вложил последние оставшиеся средства в модернизацию работающих шахт, в повышение квалификации рабочих, в завоз техники — надо мной смеялся весь Септимус. Но прошла всего пара лет — и я отбил все вложения и пошёл в прибыль. Дальше — больше. Развитие науки, повышение образования, максимальная замена ручного труда. И вот я имею то, что имею. Почему ты смеёшься?

— Простите, Крафт, но, по-моему, мама вас просто надурила, — Милли действительно хихикала. — Экономия! Выгода! Ха! Какое она имела к этому отношение?

— Самое прямое. Она была моей женой. Увеличение моего благосостояния автоматически распространялось и на неё.

— Нет! Нет-нет! Чтобы вы там не выдумывали себе, вы не были с ней женаты! Вашей женой была леди… Как её? Лизи. А мама к вашему благосостоянию не имела никакого отношения. Ей на ваши деньги плевать. Однако у мамы есть нездоровая слабость к несчастным и обездоленным. И она привлекла вас экономической выгодой, чтобы свои альтруистические делишки провернуть. Улучшить жизнь народа, позаботиться о бедных и прочая слюнявая благотворительность. А вы и послушались, повелись как ослик за морковкой. Как баран на веревочке.

— Ты специально испытываешь моё течение? — лорд наконец оторвал взгляд от портрета и посмотрел на невестку. — Кто тебе позволял так со мной разговаривать?!

— Ладно, не обижайтесь. Просто вы такой грустный, хотелось подбодрить.

— Ну и методы у тебя, однако. Попадёшь мне под горячую руку — придушу!

— Хотите — душите, хотите — нет, но мои методы работают. — довольно заявила Милли. — Вот вы и снова стали противным лордом. Теперь я спокойна. И хватит сидеть здесь и жалеть себя. Кто кого убил или не убил, кого нужно убить — вам не надоело? Отпустите уже прошлое. Было — и прошло. Вы нужны своим людям, вы Эдику нужны! Есть ради кого стараться. Так что хватит киснуть и пойдёмте есть. Я очень голодная.

И, не дожидаясь его реакции, Миланья сама схватила дядю за руку и потащила на выход. Крафт сопротивлялся не сильно. Поднялся со стула и покинул запретную комнату.

Обед был прекрасен. Впрочем, как и всегда в большом доме. Милли сидела по левую руку от лорда и уничтожала вкусную вкуснятину. Сидеть напротив, на другом конце стола, ей не хотелось. Во-первых, это раздражало Крафта, во-вторых, Милли больше не боялась находиться рядом с лордом. После необычной ночи он по-прежнему казался ей страшным человеком. Однако она была уверена, что лорд не сделает ей ничего плохого. Откуда взялась эта уверенность — девушка и сама не знала. Полученная новая информация должна пугать и ужасать. Но получилось наоборот. Милли больше Крафта не боялась.

— Дорогой! Только посмотрите, что они пишут! — в столовую ворвалась Дженни, держа в руках какие-то большие листки бумаги. Сегодня на девушке надето ярко-синее платье в жёлтый горох. Она явно была взволнована и сразу кинулась к лорду, подсовывая ему бумажки.

— Дженни! Сколько раз я просил не беспокоить меня за обедом! — раздражённо всплеснул руками Крафт.

— Что вы без конца орёте? — со своей стороны повысила голос Милли, хотя дядюшка вообще до этого сидел молчал. Она подошла к замершей от неожиданности Дженни и забрала у неё бумажки. — Что это вообще? — Миланья крутила в руках листки с напечатанным текстом.

— Газета, — лорд вытер салфеткой уголки рта. — На Септимусе не везде работают панели и связь. А точнее, почти нигде не работают. Вот и распространяются новости примитивным бумажным способом.

— А… Ну ясно. — Милли поправила листки и погрузилась в чтение статьи, возмутившей Дженни. Чем больше строчек она просматривала, тем выше поднимались её брови. — Даже не знаю, смеяться или плакать. — заключила она после чтения. — Эти двое, Платинум и