– Амелия? – переспросила миссис Резче. – Похоже на «милая». Но, боюсь, нелегко будет сделать что-нибудь милое из такого исходного материала.

Тихий смешок, сорвавшийся с её губ, последовал за Амелией, как призрак утраченного счастья.

Каким бы жутким ни казался работный дом снаружи, внутри он был ещё страшнее. Он будто весь состоял из острых краёв и углов. Коридоры вели в общие спальни и комнаты для работы. Стены были выкрашены в самый унылый оттенок коричневого, какой Амелия только видела в жизни. От одного взгляда на него сердце наливалось грустью. Измождённый старик с печальным лицом возил по стене малярной кистью. Амелия покосилась на банку в его руках. Надпись на этикетке гласила: «Унылая коричневая краска».

Казалось, в этом месте никто и не помнил про Сочельник.

– Здесь всегда найдётся работа, – с явным удовольствием сказал мистер Мор. – Оставляю девочку на вас, миссис Резче.

Он повернулся к Амелии.

– Мне пора домой. Вечером должен прийти трубочист. Он гораздо лучше той бестолочи, что занималась моим дымоходом в прошлый раз.

С этими словами мистер Мор ушёл.

– Ну что ж, – сказала миссис Резче. – Пора тебя отмыть.

Она подвела девочку к деревянной двери, с которой струпьями облезала краска. За ней обнаружилась большая промозглая комната с ванной посередине. Из пятен сырости на стенах легко можно было составить карту мира.

Миссис Резче проследила за тем, чтобы Амелия приняла самую холодную ванну в своей жизни. Даже слёзы не смогли согреть ледяную воду. Затем женщина протянула ей что-то, по виду напоминавшее мешок.

– А это зачем? – спросила Амелия.

Миссис Резче сердито покачала головой.

– В работном доме вопросов не задают.

Но Амелия и сама уже догадалась, что это не мешок, а её новая одежда. Она натянула жуткую бесформенную хламиду и поёжилась.

– Колется, – пожаловалась девочка.

Миссис Резче довольно кивнула и принялась грубо расчёсывать волосы Амелии.

– Прекратите! – закричала девочка. – Отстаньте от меня, вы… – Она уже не соображала, что говорит. Амелия устала и была сама не своя от горя. У неё выдался худший день в жизни, и, когда миссис Резче в очередной раз дёрнула её за волосы, у девочки вырвалось: – Чудовище!

Миссис Резче пришла в ярость. Она схватила кусок мыла, который лежал на краю ванной, и крикнула:

– Открой рот!

– Нет, – сказала Амелия и крепко сжала губы.

– Гадкая девчонка! Живо открывай рот, а не то запру тебя в подвале!

Амелия нехотя повиновалась, и мерзкая миссис Резче намылила ей язык. Девочка зажмурилась от отвращения. Рот наполнился вязким мыльным вкусом, её затошнило, но Амелия не собиралась показывать миссис Резче, как ей плохо. Чтобы успокоиться, она начала выдумывать и выкрикивать разные обидные прозвища – правда, только в своей голове.

Чудовище!

Ведьма!

Старая форточка!

Дырявая волынка!

Перечница!

Швабра!

Закончив издевательства, миссис Резче провела Амелию по тёмному коридору и показала, где та будет спать. В мрачной комнате ютились ещё тринадцать человек. Амелии указали на твёрдую деревянную кровать с очень тонким матрасом.

– У тебя четыре часа на сон. Советую не терять ни минуты, – недобро улыбнулась миссис Резче.

– А когда я смогу уйти? – спросила Амелия.

Миссис Резче изумлённо посмотрела на неё.

– Уйти? Уйти? Не знаю, куда вы там собрались, мисс, но забудьте об этом. Из работного дома не уходят.

И она скрылась в коридоре, захлопнув за собой дверь. Девочка, которая спала на соседней койке, тихонько всхрапнула.

«Неужели я встречу здесь следующее Рождество? – подумала Амелия. – Неужели в работном доме можно протянуть целый год? Или два? Или три?»

Она закрыла глаза и подумала о времени. Ох, если бы можно было повернуть его вспять и снова увидеть маму! Или забежать вперёд, чтобы скорее покинуть это ужасное место.

Амелия хотела загадать желание, но поняла, что это бессмысленно. Да и кому она его загадает? Отцу Рождество? Нет. Теперь ей придётся полагаться только на себя.

– К следующему Рождеству меня здесь уже не будет, – шёпотом пообещала она.

И постаралась изо всех сил поверить в свои слова.

Год спустя…

Эльфам понадобился целый год, чтобы отстроить Эльфхельм. Они трудились не покладая рук, и город стал ещё лучше, чем прежде.

Троллетрясение не затронуло только редакцию «Ежеснежника». Главный путь пришлось вымостить заново. После катастрофы эльфы взяли на вооружение троллестойкую технологию: начали использовать кирпичи из мыла и батутный фундамент. Теперь дома и магазины снова поблёскивали сахарной черепицей и глазурной штукатуркой. Ярче всех сиял золотой Шоколадный банк, и всё-таки даже он не мог сравниться со старым зданием «Ежеснежника». Для него использовали самые дорогие стройматериалы, какие только можно купить на шоколадные монеты: пряничное тесто повышенной крепости, дерево с холмов пикси, затвердевшие марципаны и чистый арктический лёд для окон.

Нуш взволнованно переступала с ноги на ногу в кабинете Отца Водоля, который располагался на верхнем этаже редакции. Отец Водоль больше не был председателем Совета эльфов. Теперь эту должность занимал Отец Рождество. Но Отец Водоль оставался самым богатым эльфом в Эльфхельме и зарабатывал семьсот шоколадных монет в минуту. А ведь ему даже не нравился вкус шоколада. Поэтому он также был единственным эльфом, который не проедал свои накопления.

– Нуш, – сказал Отец Водоль. Он сидел в кресле, которое было в два раза больше него, а Матушка Миро, знаменитая художница Эльфхельма, рисовала его портрет. Отец Водоль намеревался подарить этот портрет себе на Рождество и повесить рядом с ещё семнадцатью, которые уже украшали стены. – Спасибо, что заглянула.

– Без проблем.

– Скажи-ка мне, Нуш, ты довольна своей работой?

Нуш задумалась. Ей не слишком нравилось болтать с оленями, и Отец Водоль об этом знал.

– Ну… По большей части, да. Хотя, наверное, нет. Честно говоря, я её ненавижу. – Она нервно оглянулась и увидела сундук с выдвижными ящиками, где Отец Водоль хранил длинные слова.