

— Ты замучила… — стонет Света, резкими движениями размазывая солнцезащитный крем по лицу. Отшвыривает его и нахлобучивает на голову шляпу с неправдоподобно огромными полями. Откидывается на шезлонг, продолжая возмущаться. — Ты слова сегодня не сказала, в курсе? Говорю только я!

Молчу, пытаясь одновременно раскрыть грудную клетку, как того требует правильная техника йоги, и сдержать вырывающиеся из груди всхлипы. Сажусь, вытягивая перед собой ноги и напрягая колени. Кусаю губу, шмыгая носом, и тяну носки на себя.

По спине проносится очень тёплый утренний ветерок, и я повела плечами. На мне белые штаны для йоги и красный спортивный лифчик. В этой одежде я кажусь ещё худее, чем на самом деле.

— О, боже мой! — продолжает подруга, сотрясая руками воздух. — Хватит с ума сходить! ОН ПОЗВОНИТ!

— Нне…поззвоннит! — выжимаю я из себя первое нечленораздельно словосочетание за этот день.

Сгибаю левую ногу и ставлю стопу возле правого колена. Правой рукой обхватываю левое бедро. Разворачиваю корпус, опуская руку на пол, и делаю семь циклов дыхания, которые больше похожи на рваное куриное кудахтанье.

— ПОЗВОНИТ!

— Нннеет… — выплакиваю, игнорируя красоту озеленённого дачного участка Светиных родителей.

— Заткнись! — рычит подруга со своего насеста.

Затыкаюсь, издав жалкий скулящий писк.

Тянусь макушкой вверх, опуская плечи. Разворачиваюсь вправо, повторяя то же самое упражнение в другую сторону. Включая скулёж и клокочущие семь дыханий.

Я честно держалась все ТРИ НЕДЕЛИ. Но, под натиском неизбежного сдалась с первыми лучами сегодняшнего солнца.

Он НЕ позвонит.

Я знаю.

Не нужно меня успокаивать.

Он молчал всю дорогу, и почти не взглянул на меня, когда я выходила из машины. Просто сидел и задумчиво глядел в лобовое стекло своего Ренж Ровера.

Зачем он вообще повёз меня? Из жалости?

Хорошо, что я вся погрязла в своём первом диплонике и могу мечтать о нём только ночами.

Закрываю глаза и принимаю исходное положение. Развожу колени и соединяю стопы, обхватив их руками. Вытягиваю спину и начинаю плакать не таясь. По щекам катятся слёзы, которые я глотаю. Солёные и горячие.

Он взвесил все за и против, и решил, что я ему НЕ НУЖНА. Ему нужна эта брюнетка с костлявым модельным телом. Которое он тра*ет ЖЁСТКО.

Я ему шесть лет назад не была нужна, с чего бы стала нужна теперь? Постаревшая на шесть лет!

Вытягиваю ноги и развожу их, зло смахнув слёзы предплечьем. Наклоняюсь вперёд, опуская руки на пол. Тянусь животом к полу, сцепив зубы.

Я не собираюсь помирать от горя.

Справилась тогда и сейчас справлюсь.

Встаю и перехожу к асанам.

Пусть они улучшат моё психическое здоровье.

Я НЕ люблю тебя, Благов. НЕ ЛЮБЛЮ.

Давя рыдание, опускаюсь на четвереньки и упираюсь ладонями в коврик. Перехожу в «собаку», начиная считать до тридцати.

НЕ люблю тебя.

НЕ люблю.

НЕ люблю.

НЕ люблю.

Перехожу в планку.

— Он позвонит. Сегодня, — сообщает Света. — Он так на тебя смотрел…

— Как?.. — всхлипываю, переходя в кобру.

— Не знаю… — бурчит она, подыскивая слово. — Эмоционально.

Ложусь на живот, опустив голову на согнутые руки.

ТРИ НЕДЕЛИ.

Три недели бессмысленного и беспощадного ожидания.

Мне и самой уже кажется, что все это был сон. А уж что о нем говорить. Он уже и лицо моё забыл. Ему не привыкать забывать меня. Вот так. По щелчку.

Его вкус, его запах, его ладонь на моей груди. Даже сейчас по телу гуляют мурашки. Но, как только я представляю его на другой женщине, желчь подкатывает к горлу. Меня реально тошнит от ревности и это меня пугает.

Как мне забыть его?

Я не знаю.

— ТАК, девицы! — объявляет Светина мама, врываясь на веранду из кухни. — Помогите мне на стол накрыть! Катерина, ты плачешь что ли?

— Да, мама! — сливает её дочь инфу. — ОПЯТЬ влюбилась!

Возмущенно поднимаю голову.

ОПЯТЬ?

Будто это самое естественное для меня состояние.

— А ты когда ВЛЮБИШЬСЯ? — интересуется Лилия Клементьевна, пятидесятилетняя прекрасно сохранившаяся женщина, передавшая своей дочери эти чудесные гены.

— А оно надо? — спрашивает Света у матери, мотнув в мою сторону головой, будто я самое красноречивое зрелище на свете.

— Катерина, — вздыхает Лиля. — Ты как тростиночка. Пойдём, я тебя покормлю. Я вино достала.

О, нет!

Вино, изготовленное на этой даче — это эквивалент кислятины помноженной на ещё большую кислятину. Просто Лилия Клементьевна не позволяет Светиному отцу добавлять в него много сахара. Она называет свой специфический продукт «сухим вином», я же в своей голове называю его Шато Ля Сирок (негодное к употреблению вино, производимое на винодельческом хозяйстве одноимённого Шато в романтической комедии 2006 года Хороший год — прим. автора).

Кроме того, от одного бокала этого вина меня обычно уносит до самого ужина.

ВСЕГДА.

Сейчас мне эта перспектива кажется очень даже заманчивой. И, хоть искать утешения в вине это клише, я попробую. Даже несмотря на то, что вино сущий ЯД. Но другого алкоголя мне тут всё равно не предложат.

— С удовольствием, — подхватываясь с пола, говорю я, а Света смотрит на меня с подозрением.

Спустя двадцать минут я пускаю слюни в подушку, распластавшись на садовых качелях как вражеский стяг. Одним глазом наблюдаю за тем, как подруга в белом купальнике поливает огород. Её идеально выкрашенные волосы пестрят всеми оттеками рыжего, а тело будто с обложки. Подтянутое и округлое только в двух самых нужных местах.

Если бы у меня было такое, он бы не бросил меня второй раз…

Прячу лицо в подушку и начинаю реветь.

И волосы у меня скучные, и грудь маленькая, и кожа бледная…

Хочу ударить кулаком по подушке, но промазываю и рука безвольно падает на землю…

— Так, ну всё! — дёргая замок москитной сетки, рычит Света. — Поднимай свою задницу! Мы возвращаемся в Москву!

— Не ПОЕДУ! — говорю ей, отворачиваясь.

Ничего я не хочу…

Ничего мне не надо…

— Поедешь! — заверяет она, стаскивая меня с качелей ЗА НОГУ.

— Ай! Очумела?! — возмущаюсь я, пытаясь брыкаться.