— Три тысячи за месяц, — она скрестила руки на груди.

Сокол ничего не отвечал ей, а просто кивал на каждую реплику. Он взял в пальцы сигарету и выпустил изо рта густой дым. Тяжело вздохнул и убрал деньги во внутренний карман куртки.

— Мы знаем, с кем имеем дело? — он обратился к Сизому, что сложив локти на колени, сидел перед ним.

— Нет. Героином прежде никто не торговал, а с марихуаной мы разобрались. Они же — не могли. Да там и парни другие были. Этот слишком уверенный. Даже милицией угрожал.

Сокол снова кивнул, переводя взгляд на Щегла. Тот сидел рядом с Сизым на диване и смотрел на каждого из Птиц по очереди.

— А почему он сразу побежал, раз такой уверенный? Знал же, что за ним побегут, — наконец решил он подать голос.

— Меня тоже это смутило, — кивнул ему Сизый. — Мог бы наплести что угодно. Я бы поверил, там наркомана от алкаша не отличить. Все на одно лицо.

— Разберемся. Чиж, пробьешь? — Сокол обернулся и, получив утвердительный кивок, вернулся в прежнее положение. — Оставим дела до полного состава. Без Ласточки и Глухаря ничего не решим. Пока только будем внимательнее. Чиж и Сорока, займитесь ужином. Я и Щегол истопим баню.

Сокол поднялся с кресла и, накинув на себя куртку защитного цвета, вышел на улицу. Щегол немного помедлил, но когда Чиж с Сорокой ушли на кухню, кинулся следом за Соколом. Сокол стоял у небольшого деревянного построения и докуривал сигарету. Он не обернулся на Щегла и сказал:

— Как тебе первый день?

— Довольно… интересно.

— Жалеешь?

Слова поселились где-то в горле у Щегла, и он так и не смог произнести их.

— Надеюсь, Гнездо станет тебе домом, а мы семьей. Когда-нибудь.

— Я стараюсь. Я стараюсь быть полезным.

— Я не об этом. Ты можешь ничего собой не представлять, но быть своим, а можешь быть незаменимым, но абсолютно чужим, — Сокол затушил сигарету о деревяшку. — Я не хочу, чтобы ты был вторым. Ты сделал свой выбор, присоединившись к нам. Но это не все. Теперь ты должен выбрать свою роль в Гнезде, — он посмотрел на Щегла. — Отнеси дрова к печи, я пошел за водой. Подумай о моих словах.

Перед глазами у Щегла стояла пелена от событий сегодняшнего дня в совокупности с этим разговором. Щегол даже вообразить себе не может, что будет считать их своей семьей. Это просто какие-то люди, с кем ему приходится делить дом ради благополучия своей настоящей семьи. Он обернулся на Сокола. Тот подошел к пристройке и выносил из нее канистры с водой. Кто он вообще такой? И почему такие, как Глухарь, что старше его более чем на десять лет, считаются с его мнением. Сокол внушал страх и уважение одновременно, и это чувство выворачивало Щегла наизнанку. Сокол был из таких людей, за кем идут и кого хотят слушать. Но сколько ему стоило построить этот авторитет и этот образ, который восхищал и ужасал Щегла. Он еще пару секунд посмотрел в спину Соколу. Быть может это шанс стать лучшей версией себя под покровительством такого как Сокол.

Закончив с дровами, Щегол вернулся в Гнездо. В гостиной стоял запах вареной картошки, и из магнитофона играл «Сплин». Она танцевала в такт спокойной музыке. Сизый лежал на диване, держа в руках лист бумаги, а Чиж читал в кресле собрание сочинений Стругацких. Через пару секунд в Чижа полетел бумажный самолетик, смастеренный Сизым. Чиж неохотно оторвался от чтения и бросил на Сизого осуждающий взгляд, на что в ответ получил лишь смешок. Сорока качалась из стороны в сторону, потягивая из бутылки Клинское пиво. Щегол заметил на небольшом столике еще четыре бутылки. Он подошел к нему и обратился в Сороке:

— Можно?

Она утвердительно кивнула, не отвлекаясь от своеобразного танца. Щегол взял бутылку и сел на второе кресло, вытянув ноги перед собой. С каждым глотком усталость постепенно начинала спадать, и он почувствовал приятное опьянение. Щегол прикрыл глаза, вслушиваясь в музыку. Но он так и не смог разобрать песню, ведь в голове, словно пластинка, играла мысль о том, что теперь все так и будет: эта гостиная, эти люди, магнитофон и собака, что тихо сопела у двери. Это все не для Вани, но может, Щегол сможет привыкнуть к этому.

Глава 4. Дети Филина

«…Не вставай, я сам его укрою,

спи, пока осенняя звезда

светит над твоею головою

и гудят сырые провода.

Звоном тишину сопровождают,

но стоит такая тишина,

словно где-то четко понимают,

будто чья-то участь решена…»

Не вставай, я сам его укрою. Борис Рыжий.

Осенний ветер раздувал листву в разные стороны и поднимал пыль до самой головы. Она попадала в глаза, и Скворец непроизвольно щурил их. Небо покрылось серыми тучами, словно молоко пенкой. С каждой минутой тучи сгущались и вскоре полностью скрыли собой солнце, что так настойчиво пыталось пробиться сквозь эту пелену. Скворец прикрывал лицо рукой, чтобы ветер не дал ему задохнуться. Он жадно хватал воздух, словно тонул. Гул от потока воздуха стоял в ушах и из-за него Скворец с трудом разбирал слова, что кричала ему Соловушка:

— Сходи в дом еще за одним мешком!

Бросив попытку понять ее на расстоянии десяти метров, Скворец подбежал ближе. Поток ветра сбивал его с ног, и пыль все также бросалась ему в глаза с рвением зверя. Девочка убирала темные волосы за уши, чтобы те не запутались и не лезли в глаза. Она сощурила глаза и схватила мальчика за руку, словно через прикосновение сможет передать ему то, что хотела сказать.

— Принеси еще один мешок из дома. Картошки еще много.

Скворец кивнул ей и помчался в сторону каменного дома. Узкая дорожка была усыпана сухими листьями, но их шорох был не слышан из-за завываний природы. Они почти закончили со сбором урожая, и осталось собрать только картошку. На крыльце стояли ящики с помидорами и два больших кабачка, через которые мальчик ловко перепрыгнул. Это был третий день, который они тратили на уборку участка и подготовку его к зиме. Он заскочил в дом, и теплый воздух приятно окутал его в свои объятья. Скворец еще постоял пару минут, а после крикнул на весь дом.

— Дрозд, принеси еще мешок!

Из кухни послышались тяжелые шаги, и вскоре в проеме появился Дрозд, который за год стал еще выше. За год Дрозд стал еще больше напоминать